Блюдце, полное секретов. Одиссея «Пинк Флойд»

Именно в UFO Пит Браун «первый раз увидел Барретта, устраивающего свое шоу. Когда я наблюдал за его прыжками по сцене, его безумием и стремлением к импровизации, у меня сложилось впечатление, что вдохновение сходило на Сида свыше. Он постоянно мог превосходить сделанное им же ранее и проникать во все более интересные и новые сферы. Остальные не были способны на это. Если честно, они были обычными посредственностями. Песни Сида были такими волшебными и потрясающими. Все представление оживало благодаря этим песням и его личности».

«На сцене Сид вкалывал изо всех сил. Может быть, это прозвучит чересчур поэтично, но казалось, что он существует и живет в этих световых шоу, что он сам — плод фантазии. Его движения совпадали с переходами света, и он казался как бы его естественным продолжением, единственным человеческим компонентом в этих рассыпающихся образах».

«Именно в UFO все начало выкристаллизовываться, — говорит Уинн Уилсон. — Нет никаких сомнений в том, что музыка, которую они исполняли в UFO, была самой лучшей из всего сделанного ими. Жаль, что никто тогда не писал их концертов. Импровизации Сида могли продолжаться невообразимо долго, но они были абсолютно безукоризненными. Музыка была чудесной, а прием аудитории — восторженным. UFO — был исключительным по своему характеру экспериментом, когда всеми руководила одна и та же идея и все двигались в одном направлении».

Однако воспоминания Ника Мейсона об UFO вызывают у него противоречивые чувства. «В этом было что-то от панка, может быть, ощущение свободы. Смешно, когда пытаешься импровизировать, не будучи к этому достаточно подготовленным в техническом смысле. Одно дело, если ты — Чарли Паркер, и другое — мы. Соотношение хорошего и плохого — довольно спорное».

«На первом этапе истории PINK FLOYD в клубах, подобных UFO, многие искренне считали (скорее всего, из-за того состояния, в котором они находились), что мы восемьдесят процентов нашего концертного времени тратили на исполнение великих вещей. Но на самом деле приходилось играть кучу всякой ерунды, чтобы вытащить . из этого хлама парочку приличных идей».

Расхождения в воспоминаниях о том периоде («Восемьдесят процентов выступлений действительно БЫЛИ великими», — настаивает Питер Дженнер) можно объяснить разным подходом и различиями в жизненных установках в лагере ФЛОЙД в те дни. Сид Барретт и Питер Уинн Уилсон до глубины души верили в чудотворную новую эпоху, зарождающуюся у них на глазах. Роджера Уотерса и Ника Мейсона больше всего занимало создание музыкальной основы группы. При этом нужно учитывать их стремление добиться Для ФЛОЙД популярности в поп-музыке (хотя нельзя сказать, что первоначально Барретт возражал против блеска славы).

В январе 1967 года Мейсон заметил, что психоделическое Движение «происходит вокруг нас, а не внутри нас». Эти же слова можно отнести и к Уотерсу, но ни в коей мере — к Барретту, которого Дженнер назвал «настоящим представителем власти цветов» и которого манили к себе как необъятные горизонты идеалов андеграунда, так и его излишества. Один человек, близко общавшийся в ними в те дни, утверждает даже, что Уотерс и Мейсон «представляли собой именно то, что Сид отвергал. Несмотря на то, что теперь они игралив рок-группе, они были довольны собой, так как стали студентами-архитекторами, и следовали всем замечательным заповедям представителей высшего и среднего класса».

К началу 1967 года в ассортименте наркотиков, употреблявшихся Барреттом на Ирлхэм Стрит, конопля уступила место ЛСД. «Сид был единственным в группе, кто — сейчас это звучит абсурдно и претенциозно — участвовал в экспериментальном движении по расширению сознания. Это не значит, что мы не принимали «кислоту» ради «прикола», но мы никогда не стремились к ПРОГРЕССУ в этом занятии».

Поначалу казалось, что «кислота» поднимает Барретта на недостижимые ранее высоты вдохновения и творческой активности. Было несколько неприятных моментов, когда Линдси становилась невидимой, а Сид «парил» вниз по лестнице, падая на руки Сюзи в коридоре за ванной комнатой. Или когда полиция в поисках жильца-героинщика с криминальным прошлым появилась перед раскрашенной в фиолетовый цвет дверью в доме номер 2 по Ирлхэм-стрит, и Барретт (в эпоху, когда слово «фараон» служило сигналом к началу приступа паранойи, даже если браток в тот момент и не находился под кайфом) лишился дара речи. Он, уставившись на представителей закона в голубой форме, неподвижно застыл «с расширенными от ужаса глазами», по словам Сюзи (к счастью, другая очаровательная подружка Сида по имени Кэрри-Энн отвлекла внимание полицейских разговором и предложила им чашку чая).