Блюстители

— С годами состояние ее рассудка становилось все хуже и хуже, и в конце концов у нас не осталось выбора. Мы наняли в Сибруке юриста, чтобы он оформил помещение ее в психиатрическую лечебницу. Вида разозлилась на всю семью и угрожала нам, а также адвокату и судье. Мы были в ужасе. В сумасшедшем доме с ней ничего не могли сделать, и вскоре она добилась того, что ее выпустили. Вида предупредила нас, чтобы мы держались подальше от нее и от ее дома, и мы так и делали.

— Если верить некрологу, она умерла в 1998 году, — замечает Фрэнки.

— Да, с годом все верно, но никто не знает, в какой день это произошло. Мой двоюродный брат Уэнделл в какой-то момент забеспокоился и все же отправился к ней домой. Он обнаружил Виду лежавшей на кровати, укрытой одеялом до самого подбородка. Она была мертва уже несколько дней. Вида оставила записку с инструкциями. Она хотела, чтобы ее погребли рядом с детьми, без церемонии похорон и каких-либо ритуальных процедур. Еще Вида написала, что последнее, что она сделала, — это наложила проклятие на дом. Грустно об этом говорить, но мы все вздохнули с облегчением, когда она умерла. Мы похоронили ее в спешке, в грозу, присутствовали при этом только члены семьи. В тот момент, когда гроб опустили в землю, молния ударила в одно из деревьев на кладбище. У нас у всех просто сердце в пятки ушло. Никогда в жизни я не испытывал такого страха, и в первый и последний раз в жизни радовался при виде того, как крышка гроба скрывается под землей, которая из-за дождя превратилась в грязь.

Райли отпивает большой глоток лимонада и вытирает губы тыльной стороной ладони.

— Такова была моя бабка Вида. Мы звали ее бабулей, но большинство детей, живших в округе, за глаза называли вудуисткой.

— Нам нужно осмотреть чердак, — произносит Фрэнки, стараясь, чтобы его голос звучал твердо и уверенно.

— Вы сошли с ума, приятель!

— У кого находится ключ?

— У меня. Я не заглядывал туда много лет. Электричество в доме давным-давно отключено, но порой по ночам в окнах виден свет. Он движется там, внутри. Только безумец войдет в эти двери.

— Мне нужно подышать воздухом.

Они выходят из церкви и направляются к своим машинам.

— Знаете, все это очень странно, — говорит Райли. — Кенни погиб двадцать лет назад, и с тех пор никто не проявлял к этому никакого интереса. А теперь менее чем за неделю появляетесь вы и еще двое других, которые тоже пытаются что-то выяснить.

— Двое других?

— Да, двое белых типов приезжали сюда на прошлой неделе и задавали вопросы по поводу Кенни. Интересовались, где он вырос, где жил, где похоронен. Мне они не понравились. Я притворился тупым и ничего им не сообщил.

— Откуда были эти типы?

— Я не спрашивал. Хотя мне показалось, что они бы все равно не сказали.

Глава 38

Первая операция, которую делают Куинси Миллеру, продолжается шесть часов. Ему собирают по кусочкам плечо и ключицу. Операция завершается успешно, врачи довольны результатом. Я сижу рядом с Куинси несколько часов, пока он приходит в себя. Его истерзанное тело восстанавливается. К нему частично возвращается память, но какие-либо воспоминания о нападении у него по-прежнему отсутствуют. Я не рассказываю ему ничего из того, что мы знаем о Драммике, Роберте Эрле Лейне, Адаме Стоуне и Скипе Дилуке. Куинси находится под действием сильных лекарственных препаратов и просто не готов выслушивать историю, которую я мог бы ему поведать.

У двери его палаты постоянно дежурит охранник, иногда даже двое, причем из самых разных ведомств — это то сотрудник службы безопасности больницы, то тюремный надзиратель, то полицейский из Орландо, то агент ФБР. Они довольно часто меняются. Я разговариваю с ними и получаю от этого удовольствие. Это помогает мне бороться со скукой. Я не перестаю удивляться тому, насколько дорого обходится государству история с Куинси. Оно вот уже в течение двадцати трех лет платит по пятьдесят тысяч долларов в год, чтобы держать его за решеткой. Впрочем, это капля в море по сравнению с тем, что сейчас налогоплательщикам приходится тратить на то, чтобы спасти ему жизнь и сохранить здоровье, не говоря уже о расходах на его охрану. Речь идет о миллионах долларов. И это при том, что Куинси невиновен и вообще не должен был попасть в тюрьму.

Однажды утром, когда я дремлю на раскладушке в палате Куинси, мой мобильный телефон жужжит. Спецагент Агнес Нолтон интересуется, в городе ли я. У нее есть что-то, что она хочет мне показать. Я еду к ней в офис и, добравшись до места, следую за ней в конференц-зал, где нас ждет сотрудник технической службы.

Он делает свет в зале менее ярким, и мы с Нолтон, все еще стоя, смотрим на большой экран. Там появляется лицо мужчины, внешне похожего на латиноамериканца. На вид ему около шестидесяти лет. Он привлекателен несколько грубоватой мужской красотой. У него пронзительные темные глаза и борода с проседью.

— Его зовут Рамон Васкес, — поясняет Агнес Нолтон. — В течение многих лет он был одним из руководителей картеля Салтильо, сейчас частично отошел от дел.

— Имя мне знакомо, — говорю я.