Блюз "100 рентген"

— Как это кто? — изумился «долговец». — Зона, конечно, или, как ее Сахаров называет, «локальная разумная ноосфера». Как я понял, эта разумная гомосфера Зона и есть.

Звонарь молчал, постукивая пальцами по ствольной коробке «Вала».

— О! — недовольно пробурчал «долговец», тыкая стволом «Абакана» в сторону пересохшего болотца. — Смотри-ка, опять поперли! Ну, я вас сейчас! Полезли на крышу, сталкер, там у нас убойная машинка стоит, автоматический гранатомет АГС-17, «Пламя», могучий младенец, я тебе скажу. Вторым номером будешь. Бери вон ящики с боеприпасом и айда за мной.

И они по скобам полезли на крышу ангара, где была оборудована огневая точка. Посреди круглого вала, образованного мешками с землей, словно злобное насекомое со свернутой набок мордой барабанного магазина и толстым коротким хоботом присел на три вывернутые лапы «могучий младенец» АГС-17, «Пламя».⁹

Конан привычно взялся за рифленые рукоятки и бесцеремонно развернул исчадие советской оборонки в сторону болотца.

— Дут-дут-дут… — басом загрохотал «могучий младенец», — дут-дут…

Над болотом взлетели фонтаны грязи вперемешку с частями тел разорванных гранатами зомби и на свою беду затесавшихся в толпу живых упокойников снорков.

— Ты куда собрался-то? — спросил «долговец», когда орава прущих на «Янтарь» зомби была порвана в клочья тридцатимиллиметровыми осколочными гранатами, и только обрубки тел еще шевелились, завывая что-то невнятное, еще ползли, и «долговцы» торопливо достреливали их, хотя можно было этого и не делать. Сами сдохнут, но ведь сталкеры же, свои же, хотя и бывшие…

— Так куда, спрашиваю, путь держишь, Звонарь? — повторил «долговец».

Лешка наконец вытряхнул глухоту из ушей и ответил:

— Вообще-то в Красный лес. Но хотелось с учеными потолковать, есть о чем.

— С учеными потолковать сейчас не получится. Они заперлись в своей научной коробке и будут там сидеть до тех пор, пока мы всех зомбяков не покрошим.

— Ну, тогда я пошел, — сказал Звонарь. — У меня, понимаешь, срочное дело в Красном лесу.

И направился к краю плоской крыши.

— Погоди, ну куда ты, не попрощавшись? — остановил его Конан. — Сейчас я огоньком тебя прикрою. Знаешь что такое огневой вал? Сейчас узнаешь. Представляешь, этот красавец и до территории завода достреливает! Эх, что бы вы, одиночки безыдейные, без нас, «долговцев», делали!

И крикнул расположившимся возле костерка «долговцам»:

— Бойцы, надо хорошему человеку помочь, давайте двое быстро ко мне на крышу. И боеприпаса прихватите побольше. Требуется территорию завода от мертвяков почистить, пока они там по новой не расплодились. — Потом добавил, обращаясь к Лешке: — А ты, сталкер, беги за огневым валом, да только близко не суйся, рванет — никакой «светляк» не поможет. Ну… Удачи… Пошел!

И Звонарь побежал. Побежал так, как, наверное, никогда в жизни не бегал.

Обещанный огневой вал оказался не столько огнем и не столько валом, а скорее полосой страшного стального дождя, перемещающейся в сторону заводского забора, выкашивающей остатки гнилого камыша вместе со всем, что в них оставалось живого. И неживого тоже. От этой полосы нельзя было отстать, но и вступать в нее было тоже нельзя. Отсюда, с края болота, хриплый голос АГС-17 слышался по-другому, а может, Лешка снова оглох, только теперь это было «хоре, хоре, хоре…», словно кто-то вычесывал грубую шкуру Зоны железной щеткой. И по смешанной с человеческой плотью грязи уже на излете ширкали осколки.

Болотце кончилось, начался подъем, а там, за разорванной колючей проволокой, на которой висели и корчились обрывки тел зомби-сталкеров, — заводской забор, иссеченный осколками, но по-прежнему крепкий. Лешка побежал вдоль забора, ища дыру, не бывает же заборов без дыр, и нашел, и полез в нее, не обращая внимания, что под ногами что-то корчилось и выло, потому что боялся отстать от полосы убийственного, но спасительного дождя.

Стальной ливень прошелся по заводским проулкам, оставив после себя слабо шевелящиеся фрагменты тел, кирпичную и стеклянную крошку да древесную щепу, — и кончился, как и полагается каждому дождю, пусть и несущему смерть.

И псевдосмерть, почуяв, что истинная смерть ушла, снова заявила о себе.

Из неведомых заводских подземелий, из разрушенных цехов и складов, из бывших подсобок и гаражей, отовсюду на заводские кисло пахнущие тротилом и окалиной улицы потянулись новые нестройные шеренги зомби, тоскливо тянущих что-то свое, неживое. И тут Лешка понял, что пропал.

Но они шли и шли мимо него, неуклюже, но упорно стремясь к проломам в заборе, к выбитым железным воротам, к канализационным трубам, шли, не трогая заляпанного болотной дрянью сталкера, только иногда сворачивая в его сторону изглоданные язвами лица, мыча что-то и угловато махая рукой, словно приглашая идти вместе с ними. Как будто своим его считали, и вдруг Лешка отчетливо понял, что все эти живые покойники и в самом деле считают его своим.