Блюз белого вампира

Джулс взял кассету. С обложки на него смотрел темнокожий парень — симпатичный и довольно крупный. Одетый в униформу, он стоял рядом с темно-золотистым такси.

— Нет, Эрато, не могу я это взять. Запись совсем новая, стоит, наверно, баксов пятнадцать, не меньше.

Джулс попытался вернуть кассету, но приятель ее не взял.

— Бери, говорю. Тебе она сейчас пригодится больше, чем мне. Я себе другую куплю.

Через несколько минут «таункар» свернул на Монтегю-стрит. Поросшие сорняками газоны, стандартные домики, изъеденные термитами и разрисованные граффити, — улица почему-то казалась запущеннее обычного. Проезжая по дорогам родного старого района, Джулс всегда успокаивался и был счастлив. Этой ночью даже здесь его мучили страх, одиночество и чувство уязвимости.

Они въехали на узкую бетонную дорожку перед домом Джулса. Эрато поставил машину на ручной тормоз и повернулся. Лице его казалось встревоженным.

— С тобой все будет в порядке? Может, мне зайти на пару минут?

Джулс кое-как вымучил улыбку.

— Нет, все нормально. Спасибо, Эрато. За все спасибо.

Он хлопнул друга по плечу и открыл дверцу автомобиля.

— Если тебе чего понадобится, звони сразу на мобильный. Хоть днем, хоть ночью. Эй, а как у тебя насчет наличных? «Кадиллак» застрахован был? Знаешь, я могу попросить ребят из «Остановки» скинуться. Мы бы собрали что-то вроде пособия. Может, и Мэм Шаннон принял бы участие!

Джулс бережно закрыл заднюю дверь «таункара».

— Не волнуйся. С деньгами у меня полный порядок. Ты же знаешь, я завсегда выкручусь. — Он вспомнил, что сказала ему на прощание Морин два дня назад. — Присматривай за своей задницей, приятель. Чтоб никакие ублюдки твой «линкольн» не угнали. Я какое-то время не смогу приехать к тебе на помощь.

Эрато улыбнулся.

— А то как же! Будь здоров, приятель. И не унывай, понял? Скажешь потом, как тебе кассета.

Эрато дал задний ход, и Джулс помахал ему рукой. Затем подошел к обочине и постоял, наблюдая, как грузный «линкольн» двигается вниз по Монтегю-стрит и исчезает. Когда автомобиль окончательно скрылся из вида, он открыл дверь, все еще не отремонтированную после вторжения Мэлиса Икса, и вошел в дом.

В гостиной было тепло, душно и очень тихо. Джулс включил свет. Тусклая лампа растянула по комнате длинные, уродливые тени. В животе у Джулса тоскливо заурчало. Он рухнул на диван и замер.

Что теперь делать? Он посмотрел на свой алебастровый живот, вздымавшийся на диване, как гора первосортной муки. Ноги подрагивали, будто утроба передавала в них сигналы бедствия. Может, просто-напросто забраться в гроб и лежать там, пока не иссохнешь начисто? Или пока ненасытное брюхо в отчаянии не сожрет его самого…

На каминной полке стоял мамин портрет. Джулс встретился с ней глазами и тут же попытался отвернуться, но ее строгий викторианский взгляд сделать этого не позволил. «Девять месяцев я носила тебя в животе, Джулс. Следующие тридцать шесть — кормила грудью. Приглядывала за тобой до конца своих дней. И все для чего? Чтобы ты стал самым обычным трусом и неудачником?»

Во второй раз с прошлой ночи Джулс вспыхнул с головы до ног. Он заставил себя сесть. Поднял морской флаг, который до этого бросил на пол. Снова прочел вышитую надпись. «Не сдавайте корабль!»

Он поднялся по лестнице в спальню. Натянул трусы. Из платяного шкафа достал лучшие брюки, рубаху и пиджак. Повязал яркий желто-зеленый галстук в горошек. Пускай он не само совершенство. Очень даже не совершенство. Но он не трус!

На улице Джулс принялся нетвердым тенором напевать французские и ирландские застольные песни, изобразив пьяную, неверную походку. Учитывая его состояние, сделать это оказалось совсем не сложно. Несколько минут он брел, шатаясь, по середине пустой дороги. Наконец из темного переулка раздались торопливые шаги. Джулс перестал петь. В полной тишине раздался неприятный голос.

— Эй, пижон! Здоровый мальчик! Стой! Поговорить надо!

Вот так удача! Джулс повернул и, петляя, двинулся в сторону переулка. Ему навстречу шел черный парень со складным ножом в одной руке и пакетиком с жареными полосками свиной кожи — в другой. Рубахи на нем не было, и на эбеновой коже блестели капли пота. Под потертыми джинсами выделялись многочисленные жировые складки. У Джулса начала обильно выделяться слюна. «Иди к папочке, — думал он нетерпеливо. — К черту эту долбаную диету. И Мэлиса Икса — туда же. Laissez les bons temps rouler!»[14]

В конце концов, ночь закончилась не так плохо.

Жаль только, что веселиться Джулсу Дюшону оставалось недолго.

Глава пятая

Третий полицейский участок располагался на Мосс-авеню, в здании, ничуть не похожем на государственное учреждение. Со стороны это длинное сооружение с пристроенными конюшнями и стройными рядами белых седанов напоминало первоклассный жокей-клуб.

Джулс ступил на посыпанную гравием стоянку и приблизился к конюшне. Из нескольких стойл раздалось нервное ржание. Он потер ноющий от боли зад и скривился, припомнив сегодняшнюю поездку по Эспланад-авеню до участка на городском автобусе.