Блюз Сонни. Повести и рассказы зарубежных писателей о музыке и музыкантах

Итак, хотя полной ясности мы не можем добиться, вероятно, вначале Сюнкин вела себя так будто вообще не замечала существования Сасукэ — во всяком случае, так казалось самому Сасукэ. Когда ему приходилось вести Сюнкин на урок, он поднимал левую руку на уровень ее плеча, так что кисть ее правой руки покоилась на его ладони. Для Сюнкин весь Сасукэ был не более чем услужливой рукой. Когда ей что-то было нужно от него, она ограничивалась жестом, гримасой или оброненным шепотом, как бы про себя, словечком. Она давала ему задания, похожие на шарады, никогда не говоря прямо: сделай то-то и то-то. Если же мальчик чего-нибудь не замечал или не понимал, Сюнкин страшно раздражалась, так что он вынужден был неотрывно следить за малейшими изменениями в ее лице. Казалось, Сюнкин проверяет его на внимательность. Взбалмошная, избалованная воспитанием и ставшая решительно невыносимой под влиянием слепоты, она не давала Сасукэ ни минуты передышки.

Однажды, когда они дожидались своей очереди на урок в доме мастера Сюнсё, Сасукэ вдруг заметил, что его подопечная исчезла. Взволнованный, он начал обшаривать окрестности и обнаружил, что Сюнкин потихоньку вышла в уборную. В подобных случаях Сюнкин всегда молча вставала и выходила, а Сасукэ должен был спешить за ней следом, чтобы довести до двери уборной и затем, дождавшись, когда она выйдет, полить ей воды на руки. Однако в тот день он немного отвлекся, и вот Сюнкин пошла одна, на ощупь. Когда Сасукэ прибежал, она уже протягивала руку к ковшу в тазике с водой. «Я очень виноват!» — дрожащим голосом сказал он. Сюнкин в ответ, качнув головой, бросила: «Ничего», но Сасукэ знал, что в такой ситуации ее «Ничего» означало «Ах вот ты как!» и что потом ему несдобровать. Ему оставалось только взять у нее ковш, хотя в этом уже не было необходимости, и полить ей на руки.

В другой раз, когда они ожидали очереди на урок и Сасукэ по обыкновению скромно сидел чуть позади Сюнсин, она вдруг произнесла одно-единственное слово: «Жарко». «В самом деле жарко», — выжидательно подтвердил он, но Сюнкин ничего не ответила и лишь через некоторое время повторила: «Жарко». Догадавшись в чем дело, он достал веер и начал обмахивать ее из-за спины, чего она, очевидно, и ожидала, но стоило ему на минуту ослабить рвение, как она снова недовольно повторяла: «Жарко».

Таковы примеры своенравия и упрямства Сюнкин, но все свои капризы она приберегала в основном для Сасукэ, а с другими слугами вела себя более сдержанно. Поскольку Сасукэ всегда потакал ее прихотям, с ним Сюнкин могла давать себе полную волю, и кто знает, возможно, как раз желание ни в чем себя не стеснять и побудило ее выбрать Сасукэ в поводыри. Сам же Сасукэ не только не обижался на госпожу, но, наоборот, был очень доволен, считая ее придирки знаком особого расположения, принимая их как некую милость свыше.

* * *

Мастер Сюнсё давал уроки в одной из дальних комнат на втором этаже. Когда подходила очередь Сюнкин, Сасукэ провожал ее на место, усаживал перед учителем, затем клал рядом кото и сямисэн и спускался вниз ждать, пока кончится урок. К этому моменту он должен был снова подняться, чтобы встретить Сюнкин, так что бедняге приходилось все время быть настороже, прислушиваясь, не кончился ли уже урок, чтобы немедленно, не дожидаясь зова, бежать наверх. Естественно, он поневоле разучил несколько мелодий из тех, что играла Сюнкин. Так в Сасукэ начал пробуждаться вкус к музыке.

Учитывая, что в дальнейшем Сасукэ стал большой знаменитостью, можно предположить и наличие у него врожденного таланта, но если бы не возможность прислуживать Сюнкин, если бы не пылкая любовь, заставившая его стараться во всем подражать госпоже, Сасукэ, вероятно, был бы вскоре принят в дело торговым домом Модзуя и окончил бы свои дни как заурядный аптекарь. Даже в старости, уже будучи слепым и слывя превосходным музыкантом, Сасукэ продолжал утверждать, что его искусство не идет ни в какое сравнение с мастерством Сюнкин и что всеми своими достижениями он обязан только ей, учительнице.

Разумеется, нельзя понимать буквально слова Сасукэ, всегда неимоверно принижавшего себя и превозносившего до небес учительницу, но тем не менее, как бы ни оценивать их способности, вряд ли приходится сомневаться в том, что Сюнкин была отмечена подлинной гениальностью, а Сасукэ обладал большей усидчивостью и упорством.

Когда Сасукэ пошел четырнадцатый год, он решил тайно приобрести сямисэн и начал откладывать деньги из тех, что получал на содержание от хозяина, и чаевые за мелкие услуги. Следующим летом он наконец смог купить дешевый сямисэн для упражнений. Крадучись, чтобы не заметил старший приказчик, он принес сямисэн в свою комнатушку в мансарде и с тех пор по ночам, дождавшись, когда все уснут, в одиночестве разучивал упражнения.