Даже тогда, когда Ф.Д. Рузвельт сделал свое наиболее ясное на тот момент заявление в защиту евреев («Мне трудно поверить, что подобные вещи могут происходить в цивилизации XX века») — а это случилось после «хрустальной ночи», когда семь с половиной тысяч еврейских магазинов и бизнесов были разгромлены, девяносто человек убиты прямо на улицах, десятки покончили жизнь самоубийством и тысячи оказались в концлагерях, — все равно, на вопрос, может ли он назвать место в мире, которое будет в состоянии принять еврейских эмигрантов, Ф.Д. Рузвельт ответил отрицательно. «Будет ли рекомендовано ослабить иммиграционные ограничения в США?» — последовал еще один вопрос. «Это не предусматривается», — отрезал президент. После «хрустальной ночи» президент получил докладную записку от своего давнего советника Сэмюэла Ро-зенмана (Samuel I. Rosenman, 1896–1973), еврея по происхождению, в которой говорилось о поддержке позиции в пользу сохранения квот на иммиграцию. «Я не верю, — писал Сэмюэл Розенман, — что желательно и практично рекомендовать какие-либо изменения в квотах, выделяемых нашим иммиграционным законодательством». Подобная мера, по мнению С. Розенмана, могла привести к увеличению безработицы и возникновению «еврейской проблемы» в странах, которые откроют свои границы для приема беженцев. В качестве альтернативы С. Розенман предлагал переселение последних в какую-нибудь «новую и неосвоенную землю где-либо в Африке и Южной Америке». Сложно сказать, считал ли С. Розенман, что президент США правомочен принимать решения о том, кем, когда и как заселять неосвоенные земли в Африке; у самого Ф.Д. Рузвельта таких планов, очевидно, не было, вследствие чего проблема не получила никакого развития, оставаясь без какого-либо решения в ситуации, когда положение евреев Германии, а затем и других стран Европы, всё более ухудшалось. В мае 1939 года в порт Майами прибыл теплоход
Драматичная история неудачной попытки спасения еврейских детей из Чехословакии, предпринятая уже после «хрустальной ночи», но еще до начала Второй мировой войны, служит ярким примером отношения американских властей к этой проблеме. Речь, повторим, шла о детях, чье прибытие никак не могло повлиять на американский рынок труда, защитой которого объяснялось существование драконовских миграционных квот.
Инициатива обращения к президенту США по этому вопросу исходила от британского бизнесмена Николаса Уинтона (Nicholas Winton). Он родился под именем Николаса Вертхайма (Nicholas Wertheim) в семье еврейских переселенцев из Германии, которые прибыли в Лондон в 1907 году. Вскоре после рождения сына семья приняла христианство и поменяла фамилию на чисто английскую, стремясь лучше интегрироваться в британском обществе. В 1920-е и 1930-е годы Николас успешно работал в кредитных организациях в Германии и Франции, а по возвращении на родину стал брокером на рынке ценных бумаг Лондонской фондовой биржи.
В 1938 году он собирался провести рождественские праздники на горнолыжном курорте в Швейцарских Альпах, однако неожиданно из Праги ему позвонил друг, который посетил лагеря для беженцев в Чехословакии и попросил его срочно приехать. Прибыв в Прагу и увидев, в каком отчаянном положении находятся беженцы, и в первую очередь еврейские дети, многие из которых были вынужденными переселенцами из Германии, он осознал всю тяжесть ситуации и понял, что надвигается настоящая гуманитарная катастрофа. Пораженный увиденным, Уинтон стал делать все возможное, чтобы помочь обездоленным детям, будущее которых находилось под угрозой.
В первую очередь он обратился в Министерство внутренних дел Соединенного Королевства с просьбой расширить прием детей-беженцев из Чехословакии. На тот момент правительство Великобритании ввело ограничения на количество детей, которых оно было готово принять в рамках программы