Ближе

— Да. Он был из тех ребят, чей интеллект невероятно высок, но потому абсолютно беззащитен перед жизнью. Люк просто рассыпался на кусочки с исчезновением Фионы. Ушёл из университета, вернулся домой, к матери. А через год спился и умер.

Только теперь Дрейк посмотрел в лицо Эдди:

— Насколько я понимаю, ты принадлежал к группе захвата? Возможно, ты был одним из тех, кто захватил Фиону…

Эдди медленно покачал головой, на его лице не дрогнул ни один мускул.

— Нет, на это мне нечего сказать. Я могу лишь попросить у тебя прощения за то, что сделали мои люди, но ведь это ничего не значит для тебя, не так ли?

— Абсолютно, — пробормотал Дрейк и завёл мотор. «Астон-мартин» развернулся и продолжил свой бег по ночному шоссе.

Дверь в мою комнату закрыта. Пижама висит на спинке кровати, она темно-синяя и из такого плотного материала, что кажется, будто её сшили из ковра. Но зато она действительно тёплая. Мама купила её мне перед Рождеством, потому что старая стала совсем мала…

Честер медленно повернул голову…

На стене рядом с дверью висят постеры. Я их вижу. Я прекрасно помню их все, ведь когда я не мог заснуть, то лежал и часами смотрел на них. Фотография соснового леса — моя любимая. Некоторые постеры висят криво: я их вешал, когда был совсем маленьким. Да, они так давно висят здесь… Я подумывал о том, чтобы сменить их…

Честер повернул голову ещё немного…

А ещё здесь висит фонарь, который подарил мне папа. Это особенный фонарь, он из шахты. Когда отец его нашёл, он был чёрный и закопчённый, поэтому папа перекрасил его в оранжевый цвет. С одной стороны краски чуть больше, чем нужно, но это не страшно, ведь это папин подарок… Когда я засыпаю и прикрываю глаза, фонарь напоминает капсулу космического корабля «Аполлон»…

Честер окончательно повернул голову и улыбнулся в темноту.

А вот мои книги. Разноцветные корешки. Я их так люблю, мои книги, что никогда никому не даю почитать — вдруг порвут корешки или испачкают? Почти все я прочитал не по одному разу. Я люблю собирать целые серии и всегда, всегда стараюсь выставлять их на полку по порядку…

— Еда, мой хороший! — пропела сладким голосом Марта, открывая дверь шкафа.

Честер, грубо вырванный из приятных полумечтаний-полуснов, вернулся в отвратительную реальность. Чем дольше он находился в заключении, в полной темноте, связанный, тем чаще вспоминал родной дом в Хайфилде. Не просто вспоминал, а воссоздавал в памяти каждый уголок, каждую комнату, каждую деталь обстановки… Он мог совершать мысленные прогулки не только по своей комнате, но и по всему дому, выходить в залитый солнцем сад, где цветут розы, и весь мир начинал казаться таким прекрасным и безопасным.

— Ты будешь есть или нет? — настойчиво спросила Марта, не дождавшись ответа от Честера.

Всё ещё наполовину пребывавший в приятных мечтах, Честер невнятно пробормотал «да». Марта стояла в дверях, свет бил ей в спину, и Честер видел только огромный уродливый силуэт женщины. Интересно, она нашла свечи или это отсвет камина? Ведь не костёр же она разложила в гостиной? Хотя этот свет напомнил ему именно о костре. И пахнет жареным мясом… как будто его жарят над костром и оно слегка подгорело…

— Марта, пожалуйста, можно я выйду ненадолго? Хоть развяжи меня, пока я ем? — жалобно попросил Честер. — У меня ноги скоро отнимутся. Обещаю, я буду тебя слушаться!

Она смотрела на него с застывшей улыбкой на губах, глаз бешено дёргался и вращался в глазнице. Честер затаил дыхание, но Марта медленно обернулась через плечо, посмотрела на что-то и пробормотала:

— Не сейчас… убираюсь… мне надо кое-что прибрать… Ешь!

Последнее слово она произнесла резко, почти злобно.