Ближнее море

Что хотел сказать этой своей странной выходкой Дюков-Самарский, осталось тайной. Вряд ли он собирался насолить Юре, у них всегда были дружеские отношения.

Скорее всего, Владимир относился к чтению стихов в Союзе писателей как к своим профессиональным обязанностям, оттого и подгадал с датой. Так уж было принято в советском обществе: есть дата – читай к дате. А уж ко времени это или нет – о таких мелочах он не задумывался.

* * *

У Дюкова-Самарского был рак в последней стадии, и он не тешил себя надеждой на выздоровление. Но при этом он точно знал, что переживет невероятно жаркое лето 2010 года. Ждал открытия сезона в театре Комиссаржевской, в своем любимом и единственном на всю жизнь театре.

Сезон открылся, и он умер.

Листья Мирового древа

Мы привыкли воспринимать своих друзей и знакомых так, словно они бессмертные. Нет, не боги, конечно, но те люди, что всегда рядом как бы по умолчанию. В то время, как они все, как мы все трепещем на Мировом древе, точно листья на ветру. Подует посильнее – и летит очередной листок. Желтый, красный, а то и вовсе зеленый, не успевший как следует отпраздновать лето и ничего не узнавший об осени.

Некоторое время продолжаешь машинально различать в толпе знакомые силуэты, кивать в ответ на обращенное к тебе «здравствуй». И лишь потом понимаешь, что тот, с кем ты только что на ходу поздоровался, на самом деле уже давно унесенный ветром лист Мирового древа.

Олдевка для Гаррисона

«Интерпресскон». Гарри Гаррисон пьет водку в компании Андрея Балабухи и окруживших их фантастов. Вошедшие в кафе Олди[33] заприметили заезжего мэтра и устремились к нему со своей перцовкой.

– Дорогой Гарри! Разреши угостить тебя нашей фирменной водкой! – широко улыбаясь, приблизился к Гаррисону Дмитрий Громов.

– О, да! – оживился Гаррисон и, не задумываясь, выплеснул содержимое своего стакана на шикарный костюм Балабухи.

Наблюдения

Знакомый режиссер, большой поклонник творчества Ивана Охлобыстина, объясняя актерам художественную задачу, обычно говорил:

– И, пожалуйста, с охлобыстинкой.

Провидец

Несколько лет подряд поэты Александр Смир и Андрей Головин свято чтили Бог весть когда сложившуюся традицию: после поэтических вечеров они в обязательном порядке отправлялись в ближайший к Сашкиному дому винный магазинчик, где покупали «малек», который и распивали из специально захваченных с собой стопочек за магазином в скверике, ведя неспешные разговоры о литературе.

Однажды подходит к ним пожилой человек. Одет опрятно, но бедненько – типичный потрепанный жизнью, спившийся интеллигент. Руки трясутся с похмелья, глаза неспокойные. Кажется, чихни погромче – и он тут же брякнется с разрывом сердца. В общем тот еще доходяга.

– Ребята, налейте, пожалуйста, – потянулся он к стоящей на скамейке бутылочке. – У меня деньги есть, честное слово, только там очередь… – беспомощный взгляд в сторону магазина. – А мне прямо сейчас надо.

– Скажешь первый закон Кирхгофа, бесплатно нальем, – отвечает ему уже поддавший и оттого вальяжный Головин.

– Алгебраическая сумма токов в любом узле любой цепи равна нулю. То есть сколько тока вошло в узел, столько тока из него и вышло, – не моргнув глазом ответил алкаш.

После чего обалдевшие ребята ему, естественно, налили.

Оказалось, бывший учитель физики! И вообще интересный человек.

А Головин, придя в себя от первого потрясения, совершенно напрасно не объявил себя ясновидящим, потому как углядеть в спившемся доходяге интеллигента в прошлом – не ахти какой фокус. Другое дело – распознать в старом заурядном алкаше конкретно бывшего учителя физики!..

Раскрутился бы как провидец – большие деньги мог зарабатывать. Эх, Головин!!!

Головин и «Борей»

Впервые я услышала эту историю из уст самого Андрея Головина. Помню, в тот день мы: я, Андрей и Вовка Кочемазов куда-то спешили, может на ЛИТО к Тане Семеновой в ДК «Красный Октябрь». Сейчас оно называется «Петровский остров». Или Торгашин[34] очередной сходняк собирал, не суть. В общем оказались втроем на Литейном, и я предложила зайти в «Борей», все равно мимо идем. А там уютное кафе, можно посидеть и спокойно обсудить новости.

– В «Борей» мне после одного случая путь заказан, – ответил Андрей, а Владимир подтвердил, что это действительно так. – Персона нон грата. Такие дела, а если не веришь, спроси у Саши Смира. Он тому свидетель, поскольку присутствовал во время инцидента и, вопреки обыкновению, еще не был настолько пьян, чтобы ничего не помнить.

А потом Андрей рассказал, отчего «Борей» для него запретен. Сначала он, а через годик-другой и Саша поделился воспоминаниями.

История произошла в 1996 году в «Борее». После презентации книги Андрея Курсанова «Русский авангард» народ продолжил общение в крошечном борейском кафе, под кирпичными сводами которого уже давно не было сидячих мест. Люди стояли, но это никого не смущало. Обсуждали книгу, общались, кивали вновь прибывшим – словом, творилась нормальная тусовочная жизнь.