Ближняя Ведьма

– Это важно для меня. И если тебя поймают люди Отто и тебя будут судить, будет очень важно, что думают о тебе люди.

Коул закрывает глаза. Я пальцами глажу его по холодной щеке.

– Что с тобой?

От моего прикосновения морщина у него на лбу чуть заметно разглаживается, но глаза он все-таки не открывает. Я слышу его дыхание, частое, прерывистое, как будто воздух вырывают из легких, не давая как следует вздохнуть. Не отнимая рук от его лица, я жду, пока его кожа к ним не привыкнет, пока не выровняется дыхание, а ветер вокруг нас не уляжется, став легким ветерком. Я готова стоять так хоть до скончания века.

– Иногда я спрашиваю себя, как я должен был бы поступить, – наконец заговаривает Коул, все еще не открывая глаз, – выживи хоть кто-нибудь после того пожара. Сознаться и отдать себя на расправу? Может, это помогло бы утолить чью-то боль?

– Зачем ты так говоришь? – Я сама удивляюсь поднявшемуся во мне гневу. – Как это вообще может кому-то помочь?

Его глаза широко открываются, черные ресницы на фоне бледной кожи.

– Ты слышала сестер. Иногда людям нужен кто-то – или что-то, – кого можно обвинить. Это их умиротворяет на время, пока не найдут реальных ответов.

Так вот о чем он думал здесь, в лачуге сестер, когда улыбался мне своей скорбной улыбкой. Уж не хочет ли он, чтобы охотники поймали его и покарали, чтобы не пришлось карать самого себя?

– Но им незачем винить тебя! Виной всему Ближняя Ведьма, и мы можем это доказать, стоит только найти детей.

Я стараюсь придать голосу уверенность, которой хватило бы на нас обоих.

Коул немного оттаивает, правда, не внутри, а только снаружи. Чуть-чуть наклоняет голову, встряхивается – и вот он вернулся, смотрит на меня.

– Прости, – тихо говорит он, – я не хотел тебя огорчать.

Голос звучит искренне и серьезно.

– Коул, ты не каменный, – горячусь я. – Ты не дерево, не ветка и не облако. Тебя нельзя просто отодвинуть в сторонку, сжечь или обойти. Умоляю, скажи, что ты это понимаешь. – Коул внимательно смотрит мне в глаза. – И ты не просто ветер, кстати. Ты стоишь здесь, ты настоящий. Ветер может быть в тебе, но это не весь ты. Из-за ветра ты не перестаешь быть человеком.

Мягкий кивок в ответ. Я обнимаю Коула за талию, его плащ окутывает нас обоих.

Пустошь спокойна, в какую сторону ни посмотри, свет яркий, и воздух стал теплей. Сейчас вообще трудно поверить, что в таком месте может произойти что-то плохое.

В этот короткий миг затишья в памяти возникают слова дяди: Теперь я не смогу ее спасти, пусть пеняет на себя. Что он имел в виду? Я отчаянно вцепляюсь в Коула. Он наклоняется ко мне.

– У тебя дар, – шепчу я. Он все еще немного пахнет дымом и пеплом, но еще и ветром – так пахнет одежда, вывешенная на просушку на солнце и утреннем ветерке. – И мне не обойтись без твоей помощи. Не обойтись без тебя.

Привстав на цыпочки, я убираю с его лица волосы. Коул, выдохнув, успокоенно прикрывает глаза, напряжение из его тела уходит.

– Когда мы начнем? – спрашивает он.

– Мы найдем кости сегодня вечером.

– Мне казалось, нам сначала нужен план.

Я улыбаюсь в ответ.

– Если нужен, значит, мы его составим.

Я в последний раз целую его и не буду скрывать – мне приятно, что в этот момент вокруг нас начинает шуметь ветер.

– Значит, увидимся вечером, – говорит он.

Кивнув, я отнимаю руки, расстегиваю пряжку на плаще, которым он согрел меня. Потом накидываю плащ ему на плечи и бегу по тропинке вниз. Ветер догоняет меня, перебирает пряди волос, которые я сегодня забыла заплести. Он играет, поднимает их темными волнами, щекочет мне шею. Когда я оглядываюсь, Коул глядит не на пустошь и не на облака. Он смотрит на меня и улыбается.

Улыбнувшись в ответ, я сбегаю по холму. Мне хочется, чтобы ночь наступила скорее.

Но сначала надо покончить с делами.

Глава 19

Вот и первая группа домов, точно на юг от лачуги сестер и от центра деревни. С восточной стороны домов меньше, и разбросаны они редко, как будто жители стараются держаться подальше от Магды и Дрески.

Я бегу по проулку между домами, обдумывая свой план, как вдруг под ноги мне выскакивает мальчик, а вслед ему несутся крики матери. Райли Тэтчер.

Тонкий как прутик восьмилетний Райли несется по двору, шлепается в грязь, но тут же вскакивает. Но в это мгновение что-то неуловимо меняется. Чего-то не хватает. Оголец стрелой летит дальше, когда я замечаю в бурьяне оброненную им вещицу. Я поднимаю амулет, сделанный сестрами, – мешочек с мхом и душистой землей на порванной тесемке.

– Райли! – зову я, и мальчик оглядывается. Я догоняю его и возвращаю амулет. Кивнув, он с улыбкой засовывает мешочек в карман и – получает шлепок от подоспевшей матери.

– Райли Тэтчер, а ну бегом домой, я запретила тебе выходить.

Миссис Тэтчер разворачивает сына и новым шлепком подталкивает к двери. Я подавляю смешок, потому что она тяжко вздыхает.

– Какой же он неугомонный. Да все они такие. Не желают сидеть взаперти, привыкли гонять по улице, пока не стемнеет.

Моя улыбка тут же сходит с лица.