Торговец начал беспокойно озираться, не зная, как поступить. У всех высокородных отродясь было по два имени: одно – данное им при рождении, а второе они получали, если становились членами правящего рода. Первое имя могло быть каким угодно, но второе всегда было одинаковым: Дейл. Точно так же назывался и сам город, и носить это имя было почетно. Питер знал, что, назвав парнишку как-то иначе, по закону мог понести наказание. Но всем было хорошо известно, что с наследником лучше не связываться, и, хотя Питер не верил слухам – о том, что мальчишка якшается с демонами или и того хуже – ведьмами, – неприятностей на свою голову ему не хотелось.
– Извините, мастер… Харт.
Выпалив это, он снова закрутил головой и на сей раз заметил, как двое отвернулись, высоко подняв брови от удивления, как один шепнул что-то другому на ухо среди обычного базарного галдежа.
Мальчик просиял. Это имя принадлежало роду его матери, и ему нравилось поддразнивать Роберта, пользуясь им.
– Спасибо, – поблагодарил он, искренне улыбаясь. – И можешь звать меня еще Вильямом, это тоже подойдет. Так, сколько же я тебе должен?
– Ничего.
Юнец нахмурился, порылся в кармане.
– Питер…
– Каким бы вы именем ни назвались, Вильям, денег я с вас все одно не возьму.
Вилл снова откусил от яблока и, громко звякнув, выложил на прилавок три белых кружочка.
– Тогда я просто забуду здесь несколько монеток. Невинная оплошность, – он помахал в воздухе рукой. – Сегодня здесь столько покупателей, что ты и не вспомнишь, чьи это монеты.
Собравшись уходить, Вилл отвернулся от прилавка. Торговец открыл было рот, чтобы возразить, но юноша, оглянувшись, взмахом руки оборвал его и исчез в базарной толпе, бросив на прощание: «Хорошего дня, Питер».
Не так-то это было просто, скрыться, особенно когда люди расступались перед ним. Большинство-то на него не глазели. Нет, наоборот, они делали вид, что его не замечают, отводили взгляды – и оставляли слишком уж много места для прохода в таком людном месте. Ну и пусть! Вилл, пока шел к лестнице Большого Дома, постарался получить как можно больше удовольствия и от кислого яблока, и от синевы ясного неба, и от свежего воздуха.
Город Дейл рос больше вверх, чем в стороны. Неразбериха улиц и домов, площадей и садов, все это громоздилось на высоком холме, стоявшем прямо посреди пустоши. В стране долин ничего не было выше города Дейла, а в Дейле не было ничего выше Большого Дома. Широкие каменные ступени сбегали от величественного строения вниз, к улицам. Примерно посередине холма лестницу прерывала небольшая, обнесенная балюстрадой площадка. Дом принадлежал Дейлу – не городу, а тому, кто носил имя и титул. Но лестница принадлежала всем, и в ясные погожие дни, когда солнце согревало камни, ее ступени становились самым популярным местом в городе. Отсюда можно было видеть улицы, сбегавшие вниз от огромного дома и, словно корни, внизу враставшие в поля. Город разместился на большом и высоком холме, растекся в разные стороны по его склонам. Долины у его подножия пестрели озерами, в каждом из которых отражалась частичка неба. Чаще озера были серыми, но сегодня они казались ослепительно-синими лужицами.
Вилл нашел местечко на ступенях и сел. Его черный плащ тенью улегся рядом на камнях. Солнце грело цепь на шее, а медальон был надежно укрыт под рубашкой. Прикрыв глаза, Вилл вслушивался в людской гам и рассеянно водил пальцами по шрамам на правом предплечье. Один из них уже совсем побледнел, другой все еще слабо краснел, а третий был совсем свежим, появился всего несколько дней назад.
– Что такое? Принц сидит рядом с простолюдинами?
Открыв глаза, Вилл торопливо натянул рукав поверх отметин.
– Уж не себя ли ты причисляешь к простолюдинам, Филип?
Тот залился румянцем. Он стоял на дорожке у подножия лестницы, светлые волосы выгорели на солнце почти до белизны. Рядом с ним был еще один мальчишка, а две девушки хоть и стояли поодаль, но явно поглядывали в их сторону.
– Следи за своими словами,
Встав, Вилл спустился немного ниже. Филип был годом старше, но не выше его и немного крепче.
– Не зови меня так.
– Но почему же? – пропел Филип, подходя ближе. Погода в тот день стояла тихая, и это было опасно, потому что любой необычный ветерок, даже слабое дуновение обратило бы на себя внимание. – Это твое имя.
Вилл подумал о шрамах, о медальоне на шее, о том, что необходимо держать себя в руках, особенно здесь. Его переполняла злость, но он не поднимал серых глаз, прекрасно понимая, что внимание всего базара сейчас приковано к ним.
– Твоя мать заполучила его, – не унимался Филип, – прыгнув в постель к моему дядюшке.
Вокруг них заметалась чуть заметная струйка воздуха, и этого было достаточно, чтобы улыбка Филипа стала еще более дерзкой. У Вилла побелели костяшки пальцев, но он не вздрогнул, не заговорил, не шелохнулся. Он не смел.
Наконец, Филип тряхнул головой и рассмеялся.
– Что? Нечего сказать? Ты совсем толстокожий, Вилл. Я бы перерезал тебе глотку, посмей ты отозваться в таком тоне о
Услышав это, Вилл выдавил мрачную усмешку.