Мишка стащил с головы шапку, вежливо склонил голову и соответствующим моменту тоном произнес:
– Передай светлой боярыне Гредиславе Всеславне, что исполню ее пожелание со всем тщанием. Больше он, – Мишка кивнул на Никифора, все еще тупо пялящегося на ваньку-встаньку, – грубить не станет. Только как с ним разговаривать-то… с таким?
– Передам. – Красава едва заметно кивнула. – А разговаривать сможешь, Лис. Спрячь от него куколку, он и опамятует. Ну, может быть, штаны намочит от испуга, так и поделом.
Маленькая ведьма снова одарила Мишку легким кивком, развернулась и, до смешного скверно изображая величие, удалилась.
Мишка, глядя в спину удаляющейся ведьмочки, с такой ясностью представил себе подробности экзекуции, что Красава, на секунду выпав из образа, видимо чисто рефлекторно, почесала попку.
Повздыхав о несбыточном, Мишка цапнул с крышки короба ваньку-встаньку и спрятал его за спину. Никифор со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы, вздрогнул всем телом и ошалело огляделся.
– А? Что? Уй…
Руки его суетливо зашарили в районе гашника, похоже, насчет мокрых штанов Красава не соврала. Мишка деликатно отвернулся и, увидев пялящихся на происходящее «курсантов» заорал:
– Чего уставились, заняться нечем? Ну-ка за работу!
На берегу возобновилось деятельное шевеление, а за спиной у Мишки через некоторое время раздался прерывающийся голос Никифора:
– Михайла… Это что? Что это было? Чего это меня так… Михайла!
– Это – ответ на все твои вопросы сразу, дядя Никифор. – Мишка раскрыл кулак, в котором был зажат ванька-встанька, и купец уставился на куколку с таким выражением, будто в руке у племянника была ядовитая змея. – Сейчас ты только… В следующий раз тебя мужской силы лишить обещали.
– Вот сука…
– Но-но! Осторожнее, дядюшка. Она, может быть, и сейчас нас слышит!
Никифор затравленно оглянулся на дом Нинеи и торопливо направился к ладье. Уже дойдя до сходен, оглянулся и предложил:
– Михайла, пойдем, у меня там еще осталось. Надо бы причаститься… после всего.
Мишка подумал и согласился. После таких приключений принять на грудь – не грех.