Ближний круг

– Наглец вы все-таки, сэр Майкл, – пробормотал Мишка вслух. – Историю менять вознамерились. Рэя Бредбери на вас нет, ядрена Матрена.

Часть вторая

Июль 1125 года. Река Пивень, база Младшей стражи, земли боярина Журавля

Глава 1

Ладья, оставленная купцом Никифором в Ратном для обеспечения торговых экспедиций в междуречье Горыни и Случи, медленно, немногим быстрее скорости пешехода, продвигалась вверх по Пивени. После одного из многочисленных поворотов русла поднявшийся к вечеру ветер оказался попутным, и экипаж, поставив парус, отдыхал, пользуясь короткой передышкой – следующий поворот реки мог увести ладью либо в «ветровую тень», либо на неподходящий для прямого парусного вооружения курс.

Солнце еще не зашло, но на реке уже стало прохладно и Мишка кутался в меховой плащ, заботливо сунутый ему перед отплытием Листвяной.

«Странно, на спортивной яхте, когда идешь курсом „фордевинд“, ветер почти не ощущается, а здесь продувает, как стоячего. Впрочем, ничего странного – идем против течения, да и обводы корпуса у этого, с позволения сказать, плавсредства те еще. Просто ложка, проминающая воду. Эх, сейчас бы на моем „драконе“… раскинули бы грот и стаксель „бабочкой“ или спинакер поставили бы и… до первой же отмели, киль-то у спортивной яхты…»

Ладони горели огнем – утром Мишка для разминки подменил одного из гребцов и сумел продержаться лишь около получаса. Весло было тяжеленным, темп гребли, который гребцы поддерживали чуть ли не играючи, оказался почти непосильным, а мозоли на руках, набитые воинскими упражнениями и натертые конским поводом, разместились вовсе не в тех местах, которые требовались для гребли. Мишка опасался приступа тошноты и головокружения, но, хорошенько пропотев на весле, почувствовал себя, наоборот, бодрее.

Экипаж достал еду – хлеб, сало, лук; кажется, кормщик не собирался приставать к берегу для ужина, видимо, ожидалась лунная ночь, и движение будет продолжаться и после захода солнца. Уходить в кормовую избу Мишка не хотел – там, пригревшись, дремал, завернувшись в тулуп, отец Михаил, а в каморке, изображавшей собой каюту, и одному-то было не повернуться. Переночевать можно было и здесь, на носовом помосте ладьи.

Солнце наконец опустилось за горизонт, и, хотя легкие перистые облака еще подсвечивались его лучами, здесь, в русле Пивени, заросшем по берегам лесом, уже наступила бы темнота, если бы из-за макушек деревьев не начал выползать огромный желтоватый диск луны. Река снова повернула, парус стал бесполезен, и экипаж ладьи взялся за весла. Их мерный плеск, едва слышное журчание воды под форштевнем, сложный букет запахов воды, мокрого дерева, парусины и веревок, чуть заметное колебание настила под ногами, даже при совершенно спокойной поверхности реки дававшее ощущение, отличное от земной тверди, с неожиданной яркостью пробудили воспоминания детства и молодости – яхт-клуб, мореходка, учебное судно «Зенит»…

Мишка вдруг ощутил какое-то смутное неудобство и тесноту – вокруг на сотни, даже на тысячи километров тянулись леса, прорезанные руслами рек и испятнанные редкими вкраплениями человеческих поселений. До морей далеко, даже крупных озер поблизости нет. Почти всю свою жизнь ТАМ он прожил в Ленинграде и в Севастополе – рядом всегда было море, пусть не видимое из окна, заслоненное городскими постройками, крепко замусоренное соседством большого города, оно постоянно, множеством порой очевидных, а порой и едва заметных признаков, напоминало о своем присутствии.

Впервые в жизни с чувством неудобства и тесноты, порожденным отсутствием рядом дыхания огромного водного простора, Мишка столкнулся, оказавшись во время срочной службы в Карпатах. Именно тогда, в очередной раз уткнувшись взглядом в окружавшие со всех сторон горные склоны, он вспомнил вычитанное в какой-то книге описание чувства тесноты, которое испытывает в степи кочевник. Если, отъехав на рассвете от родного кочевья, степняк скачет целый день и на закате замечает на горизонте чужие кибитки, ему становится тесно в бескрайней степи. Что-то подобное, видимо, испытывает и человек, всю жизнь проживший на берегу моря, оказавшись вдали от него. Мишка, во всяком случае, такое чувство испытывал.