Ближний Восток. История десяти тысячелетий

Однако в долгосрочной перспективе самым важным трудом Дария оказалось не что иное, как пропагандистская надпись, которую он вырезал на скале близ нынешней деревни Бехистун. Она расположена примерно в 120 км к юго-западу от Экбатаны, на главной дороге между старой мидийской столицей и еще более древним Вавилоном.

Надпись умышленно помещена высоко и в почти недоступном месте, где резчики, должно быть, подвергались большому риску. (Причина, несомненно, в том, что Дарий решил предохранить надпись от уничтожения или изменений со стороны наследников, которые, быть может, окажутся неблагосклонными к нему. Правители часто переписывают историю в подобной манере, и Дарий не собирался этого терпеть.)

В столетия, что последовали далее, люди замечали надпись издалека, и греческий путешественник Диодор Сицилийский сообщал о ее существовании через пять веков после ее создания. Он приписывал ее легендарной царице Семирамиде, ибо греки приписывали ей все древнее и монументальное в Азии. Огромная человеческая фигура на скале, фигура Дария, конечно, была принята Диодором за Семирамиду, невзирая на наличие густой бороды.

В современную эпоху, однако, надпись приобрела новое значение и оказалась бесценным ключом к истории Западной Азии. Надпись рассказывает о том, как Дарий убил лже-Смердиса и взошел на трон. Таков наш источник этой истории, и, несомненно, он рассказывает ее так, как хотел Дарий. Одна и та же история рассказана одними и теми же словами на трех различных языках, чтобы возможно больше разноязычных подданных Дария могли ознакомиться с официальной версией истории. Языки эти — древнеперсидский, эламитский и аккадский.

В 1833 г . надпись привлекла внимание английского армейского офицера Генри Кресвика Роулинсона, который был послан в Персию. Он сумел скопировать надпись и много лет работал над расшифровкой древнеперсидского, пользуясь современным персидским в качестве руководств:!. Когда этот язык был дешифрован, стало понятным значение надписи. Используя это значение, получили ключ для дешифровки эламитского и аккадского.

К 1850 г . была проделана большая работа над расшифровкой этих языков, чтобы начать интерпретировать древние вавилонские тексты. Только благодаря надписи Дария, который невольно подарил будущему миру нечто вроде словаря, можно прочесть остатки библиотеки Ашшурбанипала. Иначе эта библиотека так бы и осталась грудой глиняных кирпичиков, покрытых непонятными значками.

Затем, со временем, с помощью аккадского языка возможно стало расшифровать шумерский.

Конец Мардука

Дарий умер в 486 г ., и в некоторых отношениях величие Персии начало умирать вместе с ним. Ему наследовал один из его сыновей, Кшайярша, который гораздо лучше известен нам под греческим именем Ксеркс.

Ксеркс был сыном Атоссы, дочери Кира Великого. Дарий женился на ней уже после того, как стал царем, очевидно, чтобы укрепить собственные позиции и выглядеть не столь явным узурпатором. Оп имел сыновей от предыдущих браков, но Ксеркс был внуком Кира, и это определило выбор наследника.

Возможно, было бы лучше, если бы воспользовались каким-либо другим выбором, ибо Ксеркс как правитель сильно уступал своему отцу.

Конечно, он начал свое царствование при неблагоприятных условиях. К концу жизни Дария, в 499 г ., взбунтовались греческие города на Эгейском побережье Малой Азии и город Афины помогал им из самой Греции. Дарий подавил бунт и затем направил в Грецию экспедицию, чтобы наказать Афины. Как это ни удивительно, экспедиционные силы в 490 г . были разбиты (то была знаменитая битва при Марафоне), а Дарий скончался во время приготовлений к более крупной экспедиции. Отомстить за персидскую «честь» выпало на долю Ксеркса.

Сделать это сразу Ксерксу помешало восстание в Египте. Покоренные народы всегда чувствовали искушение восставать в конце царствования завоевателя, и Египет поддался искушению. В этом его, вероятно, поощряли афинские агенты, которым ужасно хотелось вовлечь Персидскую империю в гражданские свары, прежде чем она обрушится всей мощью на Грецию. Восстание было также результатом религиозных верований Ксеркса. Он был значительно более рьяным зороастрийцем, чем его отец, и египетские жрецы вполне могли предвкушать неприятности.

Восстание, разумеется, просто укрепило в Ксерксе неприязнь к тем своим подданным, кто придерживался других религий. Ксеркс отложил в сторону все остальное, включая греческую экспедицию, и вплотную занялся египтянами. (Это было именно то, чего хотели афиняне, и это, вероятно, спасло Грецию.)