Близкие люди

– Я буду маринованные грибы, китайский салат, лапшу и утку по-пекински, – объявила она, едва взглянув в меню. Валерий Владимирович, до того старательно читавший названия, что у него шевелились губы, оторвал взор от своей папки и констатировал с уважением:

– Вы разбираетесь в китайской кухне.

Ингеборга разбиралась не только в китайской кухне.

Ее родители уехали из России, едва-едва забрезжила заря перестройки. Они уехали бы задолго до столь долгожданного рассвета, если бы не были уверены, что последствия их отъезда будут разрушительны и чудовищны не только для них, но и для многочисленных литовских и московских родственников.

Они уехали сначала в Германию, где отцу сразу предложили работу. Очень скоро его перевели в Швейцарию, и за два года он добился всего, чего не мог добиться в России всю “прошлую жизнь”, как это называлось в семье. У родителей появился полновесный счет в банке, домик с зеленой лужайкой и белым низким заборчиком, длинная французская машина и приходящая прислуга. Отец Ингеборги был инженер-металлург экстра-класса, а мать – художница, рисовавшая по заказу издательств картинки для детских книжек. В цюрихских издательствах ее картинки никаким спросом не пользовались, и года два она промаялась совсем без работы, пока однажды супруга герра Вансдорфа, хозяина того самого металлургического производства, на котором работал отец, не увидела у него в кабинете несложную картинку – горы, озеро, изумрудная трава, замшелый серый мостик через горный поток и… два замученных тролля, попивающие эль из каменной фляги. Фрау Вансдорф впала в непередаваемый экстаз, и мать через некоторое время сделалась вполне процветающей швейцарской художницей. Тролли, феи, гоблины и баньши, изображать которых матери всю жизнь страшно нравилось, наконец-то нашли применение, и счет в банке из полновесного сделался солидным.

Вот только строптивая дочь почему-то отказывалась переезжать. Сначала она училась в университете и бросить его никак не могла, потом должна была непременно защитить диссертацию, потом жалко было продавать старую квартиру на Соколе, потом нашлись еще какие-то столь же непреодолимые обстоятельства Жить за границей Ингеборга не желала. Однако в гости в чистенькую, ухоженную, пряничную, похожую на дореволюционную пасхальную картинку Швейцарию с удовольствием наезжала. Или в Париж, где родители проводили отпуск. Или в Вену, где маленькая художественная галерея выставляла материнских троллей. Или в Гамбург, где отец читал лекции.

Во всех этих сказочных городах родители первым делом начинали усиленно откармливать Ингеборгу, “бедную заброшенную девочку” – от неловкости, как представлялось Ингеборге. Ей было жалко их, и казалось, что она своим присутствием смущает их, напоминает о каких-то невыполненных обязательствах и как бы возвращает обратно, в ненавистное советское прошлое, от которого они оба так старательно и успешно избавлялись. Зато она отлично научилась разбираться не только в европейской, но и во множестве разных других кухонь.

Что там утка по-пекински, поразившая воображение Валерия Владимировича!

– Я люблю китайскую кухню, – сказала Ингеборга и покосилась на официантку в надежде, что та воспримет ее молчаливый голодный призыв и принесет хоть хлеба в плоской плетеной корзинке.

– Я тоже очень люблю, – согласился Валерий Владимирович и закрыл меню. – Видите, даже в этом мы с вами похожи!

Ингеборга покосилась на него с новым всплеском подозрения. Господи, куда его опять несет? Почему он ни черта не понимает, что ей вовсе не нужны его ухаживания и в ресторан она пошла просто потому, что уже сто лет нигде не была, ни и каких ресторанах, с кем-то, кроме родителей.

Вот так поужинаешь разок-другой в приятной мужской компании, да и заделаешься феминисткой на всю оставшуюся жизнь!

– Есть очень хочется, – сообщила Ингеборга. Почему-то она была совершенно уверена, что таких тонких мужчин, как Валерий Владимирович, проза жизни должна непременно раздражать, а ей очень хотелось его позлить.

И зачем только она поперлась с ним в этот чертов ресторан? Лежала бы на диване под белым пледом, думала об Иване Степанове и о том, как ей с ним быть…

Подошла официантка, улыбнулась дежурной улыбкой. посмотрела вежливо и вопросительно. Валерий Владимирович что-то доверительно забубнил, перегибаясь через деревянную ручку кресла. Очевидно, в его шепоте было что-то, о чем Ингеборге знать не полагалось.

Вот идиот.

Она отвернулась, сцепила руки, пристроила на них подбородок и независимо оглядела тесный зальчик. Все столы были заняты – видно, и впрямь ресторанчик был очень, очень популярный. Какие-то совсем маленькие дети ковырялись на чистом плиточном полу в довольно уютном уголке возле фонтанчика. Официанты, производившие впечатление подрабатывающих студентов, весело, торопливо и осторожно перешагивали через них. Шум был вполне терпимый, а стенные панели – из настоящего дерева.

Ингеборга перевела взгляд на Валерия Владимировича, который как раз кончил шептаться с официанткой и уже несколько секунд пристально смотрел ей в щеку.