Близкий друг

Через несколько лет после смерти капитана Бартона было предано гласности некое происшествие, случившееся с капитаном в годы службы на флоте. Оно, по-видимому, тесно связано с появлением мистического преследователя, наполнившего болью и ужасом последние дни жизни капитана, да и он сам рассматривал свои страдания как возмездие за некие былые грехи. Открытие это, в некоторой степени омрачившее память капитана, было болезненно воспринято его родственниками.

Как выяснилось, за шесть лет до того, как капитан Бартон окончательно осел в Дублине, он, будучи в городе Плимуте, вступил в незаконную связь с некой девицей, дочерью одно из членов команды его фрегата. Отец отнесся к грехопадению дочери сурово и даже жестоко, и поговаривали, что она умерла от разбитого сердца. Он знал, что в позоре дочери виновен Бартон, и держался с капитаном на редкость вызывающе. Бартон отплатил ему и за дерзость, и — что бесило его куда сильнее — за жестокое обращение с несчастной девушкой; он систематически применял к подчиненному все жесточайшие меры, какие дозволяются законом для поддержания дисциплины на военных кораблях. В конце концов, когда судно находилось на стоянке в порту Неаполя, измученный офицер сбежал, но, как говорят, скончался в городской больнице от ран, полученных во время одного из последних телесных наказаний.

Трудно сказать, действительно ли это происшествие имеет какую-то связь с обстоятельствами трагической кончины капитана Бартона. Вполне вероятно, однако, что в мозгу капитана возникла между ними какая-то связь. Но где бы ни крылась правда о происхождении зловещего призрака, преследовавшего капитана Бартона и мотивах его поступков, очевидно, что тайна эта будет покрыта мраком вплоть до Судного дня.

Постскриптум издателя

Вышеприведенный рассказ публикуется ipsissima verba[1] старого доброго священника, вручившего эту рукопись доктору Гесселиусу. Несмотря на то, что стиль рассказчика кое-где отличается тяжеловатостью, а обороты — излишней цветистостью, я считаю нужным уверить читателя, что при подготовке рукописи к печати редактор не изменил ни единой буквы первоначального текста.