Близкий Контакт

Эскорт автомобилей остановился около одной из роскошных токийских дрим-станций. Сопровождаемый свитой и родственниками, Кэндзё Такахиро проследовал мимо охраны внутрь.

— Господин Такахиро желает сразу пройти в камеру? — кланяясь, спросил его оператор. — Или сначала вы оцените нашу кухню?

— Сразу, — ответил тот. — И я хотел бы записать, что именно я хочу увидеть.

— Это ваше право, господин Такахиро, хотя, уверен, вы знаете, что сейчас это вовсе не обязательно…

— Знаю. Дайте мне ручку и карточку.

— Простите, господин Такахиро, но карточек у нас уже давно нет…

— Дайте простой листок! — раздраженно бросил бывший представитель ООН.

Служащий поспешно протянул ему белоснежный лист бумаги и капиллярную авторучку.

Господин Такахиро, не задумываясь, написал заветное: «Хочу знать, что вы, сволочи, с этого имеете» и подал листочек оператору.

— Боюсь, господин Такахиро, задача поставлена неточно. Вы не должны обращаться к кому-то…

— Знаю, — сказал старик. — Я хочу увидеть, какую все-таки получили или получат в конце концов выгоду центавряне от того, что подсунули нам.

— И в таком виде, боюсь, ваш вопрос останется без ответа.

— Посмотрим, — сказал тот и вошел в дрим-камеру.

Он уснул сразу, лишь коснувшись головой кожаной подушечки с баблом. Он проспал десять часов. Он увидел все. Во сне он смеялся и плакал одновременно. Но когда проснулся, он ничего не помнил.

— Сволочи, — сказал он, выйдя из камеры. — Проклятые обманщики.

С этими словами господин Такахиро вынул из футляра древний фамильный кинжал и, поклонившись окружавшей его свите, сделал харакири.

* * *

Отгремели пламенные речи, дежурные соболезнования и осторожные поздравления, и слегка нетрезвый новый шеф Департамента Сна Эдвард Шульц закрылся в кабинете со своим помощником Марком Дромбергом — единственным в мире человеком, с которым он мог позволить себе почти полную искренность.

— И все-таки, Марк, — сказал он, развалившись в вожделенном кресле и закурив, — как ты думаешь, какого черта старик психанул?

— А ты не догадываешься? — поигрывая авторучкой, откликнулся тот.

— Прекрати свои еврейские штучки, — поморщился Шульц. — Я-то догадываюсь. Но меня интересует, что по этому поводу думаешь ты.

— Нервы, старость… — отозвался Дромберг, отводя глаза.

— Марк! — повысил голос Шульц.

Тот вздохнул и положил ручку на стол.

— О’кей, — сказал он. — Только тебе это не понравится. Думаю, старику не давал покоя «Протокол Скурски».

— Но это же форменный вздор! — всплеснул руками Шульц. — Скурски — сумасшедший! Клиника! Делать какие-либо мало-мальски серьезные выводы на основании бреда сумасшедшего?.. Старик всегда мыслил трезво и практически. Там, в этом протоколе, нет и ни малейших реальных предпосылок…

Он осекся под ироническим взглядом помощника и слегка сбавил тон:

— Хотя, честно говоря, я уже давно не заглядывал в него. А давай-ка посмотрим…

Он открыл ноутбук и ткнул пальнем в папку с грифом высшей категории секретности «Воздух». Линии отпечатков пальца были моментально считаны, и папка открылась. Шульц поискал глазами директорию «Дримбабл. Исследования», открыл ее и нашел файл «Протокол Скурски».

— Вот ты где, милый, — сказал он.

Помощник хотел встать, чтобы, чтобы, обойдя стол, тоже смотреть в монитор, но Шульц остановил его взмахом руки:

— Сиди… Сейчас.

Мгновение спустя на стене кабинета ожил большой экран.

В больничной палате стояли еще не старый, но уже очень усталый Кэндзё Такахиро и молодая, но не слишком миловидная брюнетка в белом халате, а одетый в зеленую пижаму голубоглазый мужчина средних лет восседал на кровати. Титры указали должностные регалии Такахиро и остальных: «доктор Мерседес Мендес, профессор психиатрии Йельского научно-исследовательского института сна» и «Кшиштоф Скурски, пациент клинического отделения института».

— Итак, госпожа Мендес, — раздался скрипучий голос Такахиро, — вы утверждаете, что господин, э-э-э…

— Скурски, — подсказала женщина.

Голубоглазый озадаченно посмотрел на нее.

— Да, — продолжил японец. — Что господин Скурски никогда не спит?

Женщина нахмурилась:

— Вас неверно проинформировали, господин Такахиро. Господин Скурски спит ровно столько, сколько и мы с вами.

Еле заметная невеселая усмешка шефа Департамента Сна указывала на то, что ему уже давно не удавалось выспаться, как следует.

— Ну, давайте, рассказывайте, — чуть раздраженно поторопил он. — В чем, там, с ним дело?

— Кшиштоф Скурски поступил к нам около двух лет назад. Его заболевание уникально, и прежде подобная аномалия памяти медициной зафиксирована не была ни разу.

— Ну, давайте, давайте… — нетерпеливо повторил Такахиро.

— Он живет во сне. Он помнит каждую секунду сна, а вот явь забывает напрочь.

— Вот как? — лицо японца стало непроницаемым. — Он не забывает сны?

— Никогда. Впрочем, нет. Не совсем так. Кое-что он с течением времени и забывает, точно так же, как мы забываем произошедшее с нами в реальности. Но вчерашний сон, позавчерашний и так далее, он помнит так же, как вы помните вчерашний и позавчерашний день…

— Доктор, — перебил ее больной. — Вы не про меня, случайно, говорите?

— Да, про вас, господин Скурски…