Близко-далеко

Люсиль сидела очень тихо, и трудно было решить, устала ли она или просто внимательно вслушивается в незнакомые напевы. Русская гостья, казавшаяся девочке такой необыкновенной, нравилась ей все больше и больше.

Когда Таня беззвучно закрыла крышку пианино, Люсиль подошла к ней, обвила ее шею руками и тихонько спросила:

– Вы будете спать в моей комнате, Танья? Я прошу вас! – И, точно боясь, что Таня не согласится, быстро добавила: – Вы видали?.. В моей комнате стоит и другая кровать. На ней спала моя кузина Клер, но сейчас она уехала со своей мамой в Басру…

Когда поздно вечером Таня начала укладываться, Люсиль подошла к ней и стала очень внимательно рассматривать ее вещи. Она даже пробовала их на ощупь. Потом с видом явного недоумения Люсиль пробормотала:

– Значит, русские женщины одеваются так же, как и английские? А я думала…

– Что же ты думала? – смеясь, перебила ее Таня.

– Я думала… Моя тетя говорила, что русские – это дикари, и женщины у них одеваются, как мужчины, и нельзя понять, кто мальчик, кто девочка… Она не любит русских… Мистер Макгрегрр с ней часто спорит.

– А ты? Ты любишь русских? – спросила Таня.

– Русские – храбрые! – ответила Люсиль. – Я это знаю. Я люблю русских! Они победят немцев. Правда, Танья?

– Да, Люсиль, – серьезно сказала Таня. – Русские – храбрые. Они победят немцев. И, если бы я была в России, я бы тоже ушла на фронт.

– Вы? – изумленно переспросила Люсиль. – Но разве вы солдат? – И она даже рассмеялась, думая, что Таня просто шутит.

Но Таня так же серьезно продолжала:

– Нет, я не солдат… Я доктор и до отъезда работала в госпитале, лечила раненых.

– Вы доктор? – еще больше изумилась Люсиль. Она была почти потрясена этим открытием. Потом помолчала несколько мгновений, внимательно вглядываясь в Таню, и вдруг воскликнула:

– Когда я вырасту, я тоже буду доктором!

Наконец Люсиль успокоилась и легла в постель. Таня выключила свет и стала постепенно засыпать. В комнате царила тишина, лишь слегка нарушаемая журчанием фонтана за окном. Вдруг Люсиль вскочила с постели и, перебежав босиком через комнату, торопливо шмыгнула под одеяло к Тане.

– Танья! Танья! Что я придумала! – быстро-быстро зашептала она.

– Что же ты придумала? – полусонным голосом спросила Таня.

Проглотив от волнения слюну, Люсиль все так же шепотом выпалила:

– Я поеду с вами в Каир!

– В Каир? – не поняла Таня. – Но зачем в Каир?

– Как – зачем? – в свою очередь, удивилась Люсиль. – Там ведь мои папа и мама!.. Я приезжала в Багдад только в гости к тете Нэнси… Вы возьмете меня с собой?

– Конечно, возьмем, – ответила Таня и, подумав мгновение, уже менее уверенно прибавила: – Если тебя отпустят с нами…

– Отпустят! Отпустят! – закричала Люсиль и радостно запрыгала на постели. – Тети Нэнси нет, а мистер Макгрегор меня отпустит!

И, словно в благодарность, она крепко обвила Таню своими худенькими, но крепкими руками.

…А в комнате Петрова в это время происходил разговор совсем иного рода.

– Я очень рад, – говорил Макгрегор, попыхивая трубочкой, – что узнал от вас об истинном положении дел в Советском Союзе. Конечно, я и раньше кое-что знал, но то, что вы мне рассказывали, сделало картину более живой, яркой, конкретной. Самое важное то, что русский народ не «потерял сердца», как говорим мы, шотландцы. Это фактор огромного значения! Раз вы не «потеряли сердца» – вы выиграете.

– Я в этом не сомневаюсь, – подтвердил Петров. – Весь вопрос лишь в сроке и в цене, которую нам придется заплатить за победу.

Несколько мгновений в комнате царило молчание. Затем Петров сказал:

– Если позволите, товарищ Макгрегор, я хотел бы задать вам вопрос, который меня уже давно интересует. Можете ли вы мне объяснить, почему Британская компартия до сих пор не стала массовой партией английского пролетариата? Ведь ей от роду больше двадцати лет. Неужели молодое поколение английских рабочих смотрит на мир так, как смотрели старики, выросшие еще в эпоху английского «процветания»? Неужели из его среды не поднимаются новые люди, новые вожди, понимающие истинную правду истории?

Макгрегор набил табаком свою трубку, закурил и затем начал:

– Вы спрашиваете, не выдвигает ли молодое поколение английских рабочих новых людей, понимающих, что вне коммунизма для трудящихся не может быть освобождения. Несомненно, такой процесс идет, но… но темпы этого процесса довольно медленные… Господствующий класс Англии все еще обладает большим искусством по части «приручения» пролетариата…

– В общей форме, – перебил Макгрегора Петров, – я и раньше слышал об особом умении английской буржуазии воздействовать на пролетариат. Но в чем конкретно это выражается?