Как только прачки расположились на мостках у реки, незатейливо названной в честь замка Подкиртовкой, Стельга перебралась на другой берег и, вооружившись ножиком, который неплохо было бы сперва наточить, побрела в рощу, с каждым шагом все менее отчетливо различая звонкие женские голоса.
Приближающаяся весна дразнила теплом и солнцем, не позволяя пока насладиться ими как следует. Кругом было тихо и очень спокойно, совсем не то, что в замке, и Стельга мысленно поблагодарила Алеша за повод вырваться ненадолго из трясины хозяйственных забот. Она сомневалась, что настойка из березовых почек продлит жизнь мастеру Матею, но, может, это средство хоть немного облегчит последние ее дни. Стельга, подобрав юбку, широко шагала вглубь рощи, где росло поменьше осин и побольше берез. «Пучок с мой кулак», – просил Алеш. Это не так уж много. Стельга почти успела подумать о том, чтобы собрать на всякий случай пару-тройку «кулаков», но ее отвлекло мелькнувшее между стволов движение.
К окруженному кустарником дереву была наспех привязана оседланная кобыла. Она едва повела ухом, когда Стельга, опасливо озираясь по сторонам в поисках ее хозяина, с ужасным треском наступила на ветку. Длинную нечесаную гриву зашевелил прохладный ветерок. Стельге показалось, что по ноге у нее кто-то ползет.
Потом стоящее перед ней дерево моргнуло, и она поняла, что возле него за кустом сидит человек.
Он выпрямился во весь – очень, впрочем, маленький – рост, медленно натянул штаны, застегнул ремень на поясе и достал кинжал из прикрепленных к нему ножен. Стельга развернулась и сделала глубокий вдох, чтобы закричать, но едва слышно квакнула и чуть не упала, когда невесть как оказавшаяся за спиной серая лошадь толкнула ее мордой в плечо.
Верхом на этой лошади тоже сидел человек, совсем молодой и притом очень статный. Он был одет в темно-красный длиннополый кафтан с оторочкой из бобрового, кажется, меха – близнецам как-то сшили похожие рукавички. Незнакомец жестом попросил товарища убрать оружие и развернул кобылу к Стельге боком, с неподдельным интересом в небесно-голубых глазах разглядывая ее сверху вниз. Она тоже задрала голову и всматривалась в его черты, убеждаясь, что никогда прежде не видела этого черноволосого юношу. Стельга знала не так уж много черноволосых юношей. Такого она бы точно запомнила.
– Что-то мы… совсем заплутали, – заговорил он, осторожно подбирая слова, и блеснул взглядом в сторону своего товарища, – верно говорю… Бакфарк? Подскажи, красавица, чья это земля и что за величественный замок на горизонте?
Его глубокий низкий голос прозвучал гораздо старше, чем можно было ожидать от человека такой наружности. Названный Бакфарком громко прочистил горло.
– Это Кирта, – опомнилась Стельга. – Владения господ Тильбе.
– Ах, Кирта, – мечтательно вздохнул юноша. – Мои славные предки бывали там на трапезах, но теперешние хозяева что-то не зовут. А как твое имя, красавица?
– Стельга, господин.
– Можешь звать меня просто Рубен, – с улыбкой ответил он. – Отчего же ты бродишь здесь совсем одна? Где твой муж-защитник?
– Я вдова, господин. Я здесь… лекарь попросил нарезать березовых веток.
– Мой верный Бакфарк с удовольствием тебе поможет. А пока он будет занят, мы с тобой присядем вон к тем пенечкам и чуть-чуть поболтаем. Согласна?
«Я должна поблагодарить его и отказаться», – подумала она и кивнула. Рубен, бросив стремена, лихо спрыгнул с лошади и подошел ближе, протягивая бледную руку. Стельга не могла отвести от него взгляд. «Красивый, – думала она, – как герой баллады. Только Рубен Корсах умер от чумы». Бакфарк, недовольно бурча под нос, привязал хозяйскую кобылу к дереву и пошуршал через кусты прочь.
Когда Стельга вышла из рощи обратно к реке, прачки оглядели ее так, что она почувствовала необходимость сказать, будто провалилась в яму. Едва ли они ей поверили. «Неужели я все-таки безумна?» – сама себе поражалась Стельга, все еще пытаясь осознать, что натворила. Дочка таращилась на ее перепачканную измятую юбку во все глаза, но ни о чем не спрашивала, приученная стесняться посторонних. Скучающий толмач госпожи Ясинты, пока владыка вел с той переговоры на ее родном языке, пугал детей чудовищами, живущими в хаггедских лесах. Что мешает чудовищу завестись в берстонской роще? Стельга решила, что сочинит для дочери такую сказку.
То, что с ней случилось, и впрямь походило на сказку. Только без счастливого конца. Или грустного. Пока вообще без какого-либо конца. Рубен клялся, что не забудет ее, покуда сердце бьется в его груди, и станет навещать время от времени, и обязательно придумает, как именно дать о себе знать. Стельга не спросила, где он живет и как далеко ему придется ехать ради следующего свидания. Она ненадолго позабыла вовсе, что каждый человек где-нибудь да живет. Ей казалось, Рубен упал на нее с неба, как снег, и растаял, растворившись в промерзлой почве.
Она очнулась от наваждения только к вечеру, у постели мастера Матея, когда принесла его молодому помощнику пресловутые березовые веточки и услышала над ухом: