На том горбатом холме, где поселился Крынчик, совсем рядом с родительским домом жены, было еще куда ни шло: болели мало, и все, что требовалось – сидеть сиднем и пореже выглядывать на улицу. Только вот улица имела гадкое свойство заползать к людям через порог. Анька, конечно, тоже навещала родителей. Когда они заболели, мастер-литейщик сказал: «Синяки приходили извиняться».
Крынчик рычал от бессильной злобы и сотрясал стены топотом, но чума его не боялась. Потом он целовал Аньку в синие изъязвленные губы, чтобы тоже заразиться и умереть. Болезнь отняла у него даже эту возможность, издевательски крякнула на прощание и растворилась в воздухе.
– Тогда я собрал ребят и перерезал всех хаггедцев, которых нашел в Вермаре, – сказал Крынчик, расчесав до крови прыщ на подбородке.
Модвин сглотнул.
– И тебя не казнили?
– Собирались. Гетман вовремя там оказался и спросил, за что.
Они оба помолчали. Опустевшая столовая скреблась возней и тихой болтовней посудомоек. Модвин допил вино и спросил:
– Ты до сих пор ее любишь?
– А как же. – Хорунжий отрыгнул и поставил кубок вверх дном. – Вот так в упор не узнаешь лучшие дни своей жизни, пока они не кончатся.
– Кажется, они у меня и не начинались.
Крынчик пожал плечами.
– Все может быть.
Он положил руку на стол, и под тканью длинного рукава проступили очертания круглой баночки с порошком. Модвина вдруг проняло осознанием. Подавившись слюной, он закашлялся и прохрипел:
– Расскажи мне… – Хорунжий через стол заботливо постучал ему ладонью по спине, и Модвин схватил его за рукав. – Расскажи мне еще раз о том, как она тебе снилась. Ни единой мелочи не упускай.
Крынчик был весьма дотошен, а где этого не хватало, там Модвин тут же латал прорехи своими вопросами.
Потом ему срочно понадобилось поговорить с лекарем.
– Мастер Алеш! – на бегу выкрикнул Модвин, завидев его вдалеке на пути, кажется, из детской. Тот остановился и спокойно подождал, пока господин восстановит дыхание. – Я, кажется, понял.
– Что именно? – с некоторым подозрением уточнил лекарь.
– Прозвучит безумно, – предупредил Модвин, достав из кармана серебристую баночку с порошком, – но вы послушайте.
Пытаясь распробовать эту гадость по примеру других дурманов, Крынчик щедро совал ее прямо под язык, ни в чем не растворяя, и вскоре съел достаточно, чтобы погрузиться в крепкий, но нездоровый сон. Тогда он и очутился в прекрасной весенней долине, где не было и намека на городскую пыль. Там Крынчика ждала возлюбленная Анька и еще давно умершие родители, по которым он иногда тосковал. «Это красивое место, – говорил хорунжий. – Такое красивое, что я постеснялся остаться». Но все же он возвращался туда несколько раз, и долина всегда встречала его новыми красками – яркими и сочными, как сказочные цветы.
– Так вот, – сбивчиво объяснял Модвин, – наверное, если принять это средство определенным образом и в нужном количестве, можно пережить что-то похожее. Оно как-то так действует… на всех одинаково, но по-своему. Как если выпить много сонного отвара. Или просто вина. Вроде такое бывает. Ну, то есть…
– Ясно, – буркнул себе под нос мастер Алеш и пару раз задумчиво кивнул. – Очень похоже на правду.
– Этим можно воспользоваться, ведь так? – подхватил Модвин. – Только соблюдать осторожность. Разве вы не хотели бы снова… еще раз увидеть тех, кого потеряли? – спросил он, стараясь придать голосу уверенности.
Но лекарь воодушевленным не выглядел.
– Я не стану этого делать, – ответил он. – И вам не советую.
– Почему? – немного смутился Модвин.
Мастер помолчал с таким видом, будто пытался подобрать слова попроще.
– Я всю жизнь смотрю смерти в лицо. Она неотвратима и окончательна. Ничего не останется, кроме земли, по которой ходил человек, и людей, которых он любил, – сказал лекарь и потом пожал плечами. – Просто живите, господин Модвин. Топчите землю, пока она терпит вас, и любите тех, кто этого заслуживает.
Баночка в руке как будто налилась свинцом. Модвин сник.
– Освальд заслуживал лучшего, – вздохнул он. – Мне столько всего нужно было ему сказать.
Мастер снова пожал плечами.
– Напишите стихи.
– Что? Какие стихи?
– Такие штуки из слов. Обычно рифмованные.
Модвин призадумался и почесал локоть.
– Не знаю, это как-то… Не хочется.
– Почему же? В вашем возрасте самое время начать.
– Может, потому что Сикфара… – начал Модвин и быстро осекся, но под пристальным взглядом вынужден был договорить: – Она любила стихи. Не всякие, правда. Только те, что в моде. Ну, там, баллады Ясменника…
– Забудьте, что я сказал.
Лекарь сунул руки в карманы и зашагал как будто бы по своим делам, направляясь при этом в очевидный тупик. Модвин поспешил уйти прочь, чтобы не смущать мастера, когда тому придется повернуть назад.
Приближался час ужина. Стоило об этом подумать: пить или не пить сегодня за столом «горькую воду», как метко прозвала ее Грета. Модвин отправился к себе, переодеться, чтобы заодно навести порядок в голове, но по дороге его встряхнуло опять.