– Во сне так и было. Он стоял передо мной и выглядел, как я в его возрасте. Рыжеволосый, в школьной форме. Но он был далеко, с другой стороны чего-то огромного, как Большой каньон. Вот только это «что-то» было темным и невероятно глубоким. Я стоял на самом краю и смотрел на сына. Я хотел подойти к нему, но понимал, что если шагну вперед, то упаду в темноту. Такой сон не назовешь приятным.
Джозеф подумал о собственных сыновьях, и ему стало стыдно. Он сунул пальцы в рот и прикусил их. Он не понимал, зачем так делает. Возможно, в качестве наказания или чтобы отвлечься от услышанного. Он не то чтобы перестал слушать слова, но переводить – перестал. Попытался воспринимать их как музыку, которая просто течет мимо. Наконец он понял, что сеанс подходит к концу: голоса стали глуше и доносились словно издалека. Затем он услышал, как открылась дверь. Это был его шанс. Как можно тише он встал и начал подниматься по лестнице – осторожно, стараясь не допустить ни единого скрипа. Внезапно он услышал стук.
– Это вы? – спросил голос. У него не возникло никаких сомнений: голос принадлежал ей. – Вы там?
На одно отчаянное мгновение Джозеф решил промолчать, и, возможно, тогда она уйдет.
– Я знаю, что вы там. Не притворяйтесь. Вылезайте через дыру, мне нужно немедленно с вами поговорить.
– Я ничего не слышал, – заверил ее Джозеф. – Все хорошо.
– Ну же!
– И как долго вы там находились? – побелев от гнева, спросила Фрида, когда они оказались лицом к лицу.
– Я спать, – успокоил ее Джозеф. – Я там работать, чинить дыру. И я спать.
– В моей комнате.
– За стеной.
– Вы что, совсем с ума сошли? – возмутилась Фрида. – Это частное дело. Настолько частное, насколько вообще возможно. Что бы он подумал, если бы узнал?
– Я ему не говорить.
– Не скажете? Разумеется, вы ничего ему не скажете. Вы не знаете, кто он. Но вы вообще понимаете, что натворили?
– Я спать, а затем услышать голоса и проснуться.
– Ах, простите, что мы потревожили ваш сон.
– Я пытаться не слушать. Я сожалеть. Я так больше не делать. Вы мне говорить, когда работать, и я заделать дыру.
Фрида глубоко вздохнула.
– Поверить не могу, что проводила сеанс терапии, когда в двух шагах от меня сидел строитель. Да ладно, все нормально. Или почти нормально. Только заделайте эту чертову дыру.
– Это занимать один день. Или два дня. Или немного больше. Краска медленно сохнуть из-за холода.
– Сделайте это как можно скорее.
– Но есть одна вещь, которую я не понимать, – признался Джозеф.
– И что же это?
– Если мужчина хотеть ребенка, надо что-то делать. Просто говорить об этом мало. Надо выходить в мир и пытаться решать проблему. Идти к врачу и делать что-то, чтобы сын появиться.
– А я-то думала, что вы спали, – заметила Фрида, и ее лицо исказилось от ужаса.
– Я спать. Меня разбудить шум. Я слышать кое-что из разговора. Он – мужчина, который хотеть сына. Он заставить меня думать о моих сыновьях.
Выражение гнева сошло с лица Фриды, ее губы невольно растянулись в улыбке.
– Вы что, думаете, я стану обсуждать с вами своего пациента? – удивилась она.
– Я думать, что одних слов мало. Он должен изменить свою жизнь. Получить сына. Если возможно.
– Когда вы подслушивали, вы слышали ту часть, где я сказала, что все останется в тайне? Что никто не узнает, о чем мы разговаривали?
– Но какой смысл только говорить, если он ничего не делать?
– Как, например, лежать и спать, вместо того чтобы латать дыру, в которую вы провалились?
– Я все чинить. Уже почти все готово.
– Не понимаю, почему я вообще говорю с вами об этом, – вздохнула Фрида. – Но все равно скажу. Я не могу решить все проблемы в жизни Алана, не могу дать ему сына с рыжими волосами. Мир – это запутанное, непредсказуемое место. Возможно – только возможно! – если я поговорю с ним, как вы выразились, то сумею немного облегчить ему процесс решения проблем. Я понимаю, это не очень-то много.
Джозеф протер глаза. Он, похоже, еще окончательно не проснулся.
– Можно, я купить вам стакан водки, чтобы просить прощения? – спросил он.
Фрида посмотрела на часы.
– Сейчас три часа дня, – напомнила она ему. – Вы можете приготовить мне чашку чая, чтобы извиниться.