Близнецы и "звезда" в подземелье

Боброн взял ее, и Ольга всем сердцем почувствовала, что ей уж больше никогда, ни за что не вырваться! Наверное, сейчас Генка и Олег смотрели на нее из кустов и понимали, в каком она ужасном положении... Но ведь все шло по плану, по плану — так она себе повторяла. Даже, пожалуй, слишком хорошо и слишком по плану.

Но теперь уж поздно что-то менять, как думал тот мышонок, который вытирал ноги о половичок в прихожей у госпожи кошки.

Хотя, знаете ли, она была не такая уж мышка! Нечего трусить, нечего сдаваться раньше времени. Сейчас она их всех обведет вокруг пальца!

Так Ольга пыталась вернуть из пяток свое сердце. А сама совершенно автоматически засекала место, куда она кинется с Висюлькиным, когда... эх... когда... Да не стоит пока об этом. Хотя вон в те кусты она и кинется и побежит вдоль забора. А что будет дальше — это пока тайна!

Они вошли в железную калитку, проделанную в железных воротах. Калитка была не заперта, и забор не представлял собой крепостной стены. Ольга поняла, что тут жили хозяева этой улицы, которые никого не боялись, ни от кого не прятались. Платили дань кому надо и делали свои дела!

Вот тут ей стало действительно страшно!

Но чего уж теперь, дорогой мышонок... Через темное помещение, которое, наверное, можно было бы назвать сенями, они вошли в большую и ярко освещенную комнату. И Ольга сразу же увидела Висюлькина со связанными руками и главное — с крепко побитой физиономией. Он сидел в углу и плакал.

— Чего мне бояться? — и с содроганием, понимая, какая же она дура набитая, Ольга протянула Боброну свою руку.

Парень, в котором потом по голосу Ольга узнала Келу — одного из тех, кто приходил за Висюль-киным, — развалясь в кресле, смотрел телевизор. Там шел видеофильм с довольно-таки неприличным содержанием. Но это неприятное для Ольги обстоятельство она сумела использовать в свою пользу, подмигнула Висюлькину, что, мол, внимание, будь начеку!

Кела повернулся к человеку-горе, Ольгу он просто не заметил:

— Я так делаю, Боброн, — сказал Кела, — пять минут проходит, я его в рожу колочу, еще пять минут — в брюхо... Отлично действует, потому что он все время в напряге, а я ни грамма не устаю! — и Кела засмеялся.

Боброн ничего не ответил, а повернулся к Висюлькину. Этот поворот его тела был целым событием. Так, наверное, поворачивается экскаватор. Он задел стол, на котором в отчаянии забрякали стаканы, и одновременно головой чуть не сшиб люстру в пять рожков. Потом он сказал:

Знаешь ее?

Я сказала про наркотики, которые у вас в сейфе, во второй комнате! — выкрикнула Ольга. — Извините! Я хотела вас спасти!

Дура! — крикнул Висюлькин.— Что ты несешь?! Никаких наркотиков у меня нет!

Боброн молча бросил на лавку перед Висюльки-ным пакетик с гашишем. А Кела живо вскочил и, чуть ли не на лету схватив пакетик, присвистнул:

Ну ни хрена себе! — и ударил Висюлькина в живот. — Что же ты молчал, хвост?

При Боре руки не распускай! — и Кела от, казалось бы, дружеского шлепка улетел в другой конец этого немаленького помещения. — Боря сам следствие произведет!

— Ты тоже руки-то не распускай! — закричал Кела. — Допросишься когда-нибудь, кинут тебе пику в спину!

Но Боброн не успел ответить, потому что Висюлькин разразился прямо-таки безумными слезами:

Девчонка! Идиотка проклятая! Кто тебя просил выдавать мою тайну!

А лучше, чтобы вас тут убили?! — в тон ему закричала Ольга. — Я в Москву хочу, в концерте перед Пугачевой выступать!

Она уже понимала, что Висюлькин принял ее игру. Хотя, конечно, не знал, что именно она придумала и в какую сторону пойдет.

Вдруг Боброн взял Ольгу за руку, притянул к себе. Он был весь мокрый, пышущий жаром, сильный, как машина, и мог ее сейчас запросто раздавить... Сказал:

Теперь — ша, киндер! Если правда, то ты, — он указал пальцем на Висюлькина, — и ты, — посмотрел Ольге прямо в глаза своими серо-синими глазищами из-под загнутых и пушистых коровьих ресниц, — оба знаете, сколько там добра. Сидеть, падлы, и не пикать! Сперва мне шепчешь ты! — он указал на Ольгу, — потом громко, по моей команде, говоришь ты, — снова ткнул палец, похожий на батон докторской, в сторону Висюлькина. — Говори! — и тряханул Ольгу так, что она вся передернулась.

Я не знаю!

А сама стала лихорадочно считать. В каждом конверте грамм по сто пятьдесят, по двести, их было там человек двадцать пять—двадцать шесть... Ну, давай же ты, прояви способности устного счета!

Вот как плохо прогуливать математику!

— Ну? — протянул Боброн грозно.

Ольга приложила губы к его уху, огромному, как унитаз, и прошептала:

— Думаю, килограмм пять или шесть... Боброн радостно поднял ее за одну руку, словно куклу:

— Соврала — урою! — с висящей Ольгой в руке надвинулся на Висюлькина: — А ты что скажешь?

Тот пожал плечами:

Ну. В районе шести двести...

О! — Боброн поставил Ольгу на пол. — Надо же! — оглянулся в поисках чего-нибудь крепкого, на что ему можно было бы сесть. — Значица, сделаем так. Ты, — он указал на Висюлькина, — скажешь код сейфа, Кела туда съездит, возьмет... что нужно, а потом мы тебя отпустим.