Близнецы-соперники

Здесь, на этом самом месте, некогда в муках страданий резко переменилась его жизнь. Он старался не давать волю воспоминаниям, но подавить их был не в силах. То, что видели глаза, вытеснили картины, вставшие перед мысленным взором: черные костюмы, белые воротнички.

Машина въехала в ворота. Виктор затаил дыхание. Он тайно прилетел в Милан через Париж. В Милане снял простенький однокомнатный номер в «Альберго Милано», зарегистрировавшись как «В. Фонтин. Нью-Йорк».

Время сделало свое дело. Его уже не встречали ни удивленно поднятые брови, ни любопытные взгляды, а имя ни у кого не вызывало никаких ассоциаций. Тридцать лет назад одно упоминание Фонтина или Фонтини-Кристи в Милане послужило бы пищей для пересудов. Но не теперь.

Прежде чем покинуть Нью-Йорк, он навел справки —вернее, лишь одну справку: обилие информации могло потревожить его душу. Он выяснил, кто приобрел Кампо-ди-Фьори. Покупка была совершена двадцать семь лет назад, и с тех пор владелец оставался неизменным. Но имя его не произвело в Милане никакого впечатления. Там его не знали.

«Барикур, отец и сын». Франко-швейцарская компания из Гренобля — вот и все, что ему сообщили. Он не смог узнать деталей и у адвоката, совершавшего сделку. Тот умер в 1951 году.

Автомобиль миновал насыпь и въехал на круглую площадку перед главным входом. К спазматической боли в позвоночнике добавилась резь в глазах: они въехали на место казни, и кровь застучала в висках.

Фонтин с силой стиснул запястье. Боль помогла — он смог поднять глаза и посмотреть, что делалось здесь сейчас, а не тридцать три года назад.

Его взору предстал мавзолей. Мертвый, но ухоженный дом. Все оставалось таким, как и прежде, но — неживым. Даже в оранжевых лучах заходящего солнца было что-то мертвенное: величавая декоративность без жизни.

— Разве у ворот имения нет сторожей? — спросил он.

— Не сегодня, хозяин, — ответил шофер. — Сегодня сторожей нет. И священников папской курии — тоже.

Фонтин резко подался вперед. Металлическая палка выскользнула из его рук. Он в упор смотрел на шофера.

— Меня обманули.

— Нет. За вами наблюдали. Вас ждали. Там, в доме, вас ожидает человек.

— Один?

— Да.

— Энричи Гаэтамо!

— Я же вам сказал, сейчас здесь нет священников курии. Пожалуйста, зайдите в дом. Вам помочь?

— Нет, я сам. — Виктор медленно вылез из машины. Каждое движение давалось ему с трудом, но резь в глазах уже прошла, боль в позвоночнике отпустила. Он понял. Его сознание переключилось. Он приехал в Кампо-ди-Фьори за ответами. Чтобы вступить в бой. Но он не думал, что все произойдет вот так...

Он поднялся по широким мраморным ступенькам к дубовым дверям своего детства. Он остановился и стал ждать, когда наступит, как ему казалось, неизбежное чувство всепоглощающей печали. Но оно не пришло, потому что дом был безжизнен.

Он услышал за спиной рев автомобильного мотора и обернулся. Шофер развернулся и помчался по дороге к главным воротам. Кто бы он ни был, ему не терпелось побыстрее скрыться.

Виктор еще смотрел вслед удаляющемуся автомобилю, когда раздался щелчок замка. Он повернулся к дубовой двери. Дверь отворилась.

Он не мог скрыть, насколько поражен. И не хотел скрывать. Все его тело сотрясалось от гнева.

В дверях стоял священник! Одетый в черную сутану. Это был немощный старик. Будь иначе, Виктор не сдержался бы и ударил его своей палкой.

Он посмотрел на старика и тихо сказал:

— Увидеть в этом доме священника для меня невыносимо больно.

— Жаль, что таково ваше чувство, — ответил священник. Его голос был твердым, но слабым. — Мы чтили хозяина Фонтини-Кристи. Мы передали в его руки самые бесценные сокровища.

Они смотрели друг другу прямо в глаза не мигая, но гнев в душе Виктора постепенно сменился недоверчивым удивлением.

— Вы грек, — прошептал он едва слышно.

— Да, но это не важно. Я монах из Константины. Пожалуйста, входите. — Старик священник отступил на шаг от двери, впуская Виктора в дом. — Не спешите. Осмотритесь. Здесь мало что изменилось. Была составлена подробная опись всех вещей в комнатах, сделаны фотографии интерьеров. Мы сохранили здесь все так, как было.

Да, мавзолей!

— Как и немцы. — Фонтин вошел в просторный холл. — Странно, что те, кто предпринял такие ухищрения, чтобы приобрести Кампо-ди-Фьори, не захотели ничего здесь менять.

— Никто не станет распиливать прекрасный бриллиант или замалевывать ценную картину. Так что тут нет ничего странного.

Виктор не ответил. Он крепко сжал палку и с трудом подошел к лестнице, ведущей на второй этаж. Он остановился перед аркой слева, за которой начиналась гостиная. Там все оставалось по-старому. Картины на стенах, столики у стен, старинные зеркала над столиками, восточные ковры на полу, широкая лестница с блестящими полированными перилами и балюстрадой.

Он взглянул на северную арку: за ней была столовая. Сумеречные тени играли на гигантском обеденном столе — полированном, пустом, без скатерти, за которым когда-то собиралась вся семья. Он представил себе эту картину, даже услышал болтовню и смех. Споры, шутки, нескончаемые беседы. Семейные ужины были важными событиями в Кампо-ди-Фьори.