Близнецы в мимолётности

Я не поддавался, в конце концов меня отправили в камеру, но ночью снова взялись допрашивать: били по щекам, орали, уговаривали. Стало ясно: у них нет ничего нового против меня. Я держался прежних показаний и ненадолго был оставлен в покое. Когда опять оказался на допросе, следователь проговорил раздельно:

— Ты подумал и сделаешь признание?

— Непричастен. — И я в который раз сослался на ночёвку в сарае.

Сбоку ко мне приблизился опер. Я ждал, он ударит... Следователь, как бы раздумывая, произнёс:

— Распаев совершил? — перевёл взгляд с меня на опера и с опера на меня. — Да! Мы тебя вытащим! — объявил мне. — Но ты не должен скрывать, что видел Распаева у места преступления. Ты расстался с группой, пошёл домой и со своего двора увидел, как на соседний двор проник Распаев.

— Я не видел.

— Как ты сказал? — произнёс он зловеще. — Это последняя подлость и наглость! Ты с кем играешься ... — выругал меня матом. — Было темно, но ты заметил фигуру. На неё упал свет из окна, и ты узнал Распаева.

— Не было этого.

Опер рванул меня за волосы, потащил к стене. Мне приказали упереться в неё руками, поставив ноги на ширину плеч. Другой опер, постукивая меня резиновой дубинкой по животу и ниже, заставил отступить от стены так, что ещё чуть, и подошвы скользнут по полу. Подошедший следователь сказал:

— Ты должен был видеть Распаева! Если убийца не ты, значит — он. И — наоборот.

— А почему не Старков?

— Ты его видел?

— Нет.

Он матернулся, приказал:

— Скажи, какой у Распаева нож!

— Маленький складной ножичек с двумя лезвиями, открывалкой консервов, шильцем, штопором, пластмассовая оправа под перламутр, — ответил я с неравнодушием к подобным вещицам.

— Про другой скажи!

— Другого не видел, — промямлил я, как пожаловался.

— Гнида! — бросил он, вернулся к столу, занялся бумагами, а мне становилось всё тяжелее стоять в наклоне, я передвинул правую стопу чуть ближе к стенке — опер ударил меня дубинкой по заду:

— Встань, как стоял!

Не выдерживая, я время от времени сгибал то одну ногу, то другую — и вздрагивал от удара. Отказываясь врать про Филёного, я ныл, что вот-вот упаду. Мне обещали отбить почки. Когда, казалось, руки и ноги мои отнялись и оставался миг до падения на пол, опер схватил меня за шиворот, подвёл к столу следователя. Тот без охоты сообщил, что меня выпускают, и добавил:

— На время. Хорошо подумай, что сказать, когда опять встретимся. Пока были только цветики...

15

Филёный из-за своей судимости более меня и Старкова подходил в убийцы. На допросе он показал, что, оставив нашу компанию в переулке, направился прямиком домой и до утра не покидал квартиру. Но его слова подтверждали лишь родители, а их свидетельство не признавалось заслуживающим доверия.

Не имел алиби и Старков. Хозяева дома, где он жил, видели, когда он возвратился к себе в комнату, это было за час с лишним до убийства. Но хозяева не ручались, что жилец никуда не отлучался всю ночь. Они спали, и он мог тихо выйти, а потом так же тихо вернуться.

Изъятый у него нож экспертиза не признала орудием убийства, но соответствующего ножа не оказалось и в квартире Филёного. На вещах Старкова отсутствовали следы крови, но их не нашли и на одежде Генки. Однако, при всём том, за Генкой была отсидка, а за Старковым не было. Мы узнали теперь о роде его деятельности. Он работал в отделе снабжения крупнейшего в регионе предприятия, мог достать ковёр, какой не купить в магазине, другой дефицит. В СИЗО на него, вне сомнений, нажали, чтобы получить мзду по максимуму, и отпустили восвояси.

Им нужно было признание Филёного, и нетрудно представить, что он претерпевал. Наших ребят выдёргивали на допросы, требовали: «Вспомни, ты вернулся к тому дому узнать, не утих ли шум, около дома кто-то был, на него упал свет из окна — ты узнал Распаева». Никто не соглашался это подписать. Следователь вызвал меня повесткой, не удивился, что я опять отказываюсь «помочь следствию», и сказал вдруг:

— А мы могли бы помочь тебе в институт поступить. Мы многое можем.

— Ну не видел я его!

Следователь аккуратно положил папиросу на край пепельницы, лицо стало остервенело ненавидящим:

— Выявится за тобой что — покажем тебе небо с овчинку... — проговорил медленно и взмахнул кистью руки, чтобы я убирался.