Близняшки для потерянного папы (СИ)

Мы с ней случайно обнаружили этот напиток в одном из детских магазинов. Сонечка попробовала, и ей очень понравилось.

Первая порция, которую купили, закончилась довольно-таки быстро, ведь детский кофе понравился не только Соне, но и мне. Я активно помогала ей опустошить банку.

— Да, — киваю. — С карамельным вкусом.

— М-м-м, — мечтательно закатывает глаза. — Скорее бы.

Детский кофе купил Антон. Я была очень удивлена тем, что обнаружила в принесенном им пакете. Фруктовые батончики без сахара, сушеные фрукты, печенье и сладости из воздушного риса. А еще книги и настольные игры. Словно у меня дома ничего из этого нет.

Но когда я увидела лук и стрелы, то потеряла дар речи. Их мужчина приобрел три комплекта.

Далеко не каждый взрослый и семейный человек способен на такое. А Антон живет один. О чем тогда говорить!

— Мам, а это можно? — показывает на оставшуюся в консервной банке мутную воду. Я выловила зеленый горошек, а жидкость не слила.

— Хочешь — попробуй, — позволяю. — Но я бы не стала. — Последние слова произношу слишком поздно. Сонечка уже делает несколько глотков.

— Бе-е-е, — кривит рожицу, возвращает банку на место. — Гадство! — смеюсь.

— Спроси у Маруси, что она будет, — прошу дочь. — У нас есть макароны, но могу для нее потушить овощи. Смесь в морозилке.

— Почему я? — не сдается ребенок.

— Что почему? — бросаю все свои дела и удивленно смотрю на нее. — Я не могу бросить все дела, — объясняю. — Иди и узнай, — произношу строгим голосом.

— Хорошо, — бодро кивает и уносится прочь.

А спустя минут пятнадцать принимаюсь слушать нытье с обеих сторон. Потому что одна не хочет макароны, а второй не нужны овощи. И вообще, они обе хотят играть.

Сажусь на стул, облокачиваюсь на руку. Ох, сладкие детки. Как же хорошо, что вы у меня есть.

Пока Антон не вернется и не разрешит, никто из находящихся в квартире детей ничего сделать не может. Таковы правила.

Чехов крайне строг и суров, а еще уверен, что каждый ребенок просто обязан не дать себя в обиду. Придурков более чем хватает.

Здесь даже далеко ходить не нужно, спустись во двор и получишь сполна.

Понимаю, что мужчина старается ради нашей безопасности, но иногда это просто бесит. Например, как сейчас.

— Держи продукты. — Антон заходит на кухню, ставит на пол множество небольших пакетов. — Курьера я отпустил.

— Спасибо, — благодарю, но уже вновь скрылся в коридоре. Мои слова летят ему прямо в спину.

Так непривычно, что кто-то что-то решает и делает за тебя. Чувствую себя не в своей тарелке.

За годы после расставания с Марком я настолько привыкла рассчитывать только на себя, что совершенно забыла, каково это — когда о тебе заботятся.

— Теть, у вас есть телефон моей мамы? — Ко мне подходит Маруся. Ее жалостливый тон выворачивает всю душу.

— Нет, милая, — печально вздыхаю. — Пока нет, но совсем скоро обязательно появится, — заверяю ее. — Я уже работаю в этом направлении.

Всячески пытаюсь держать себя в руках. Маруся малышка совсем, и она совершенно не должна понимать, что сделала ее мама. С этой женщиной нам предстоит весьма серьезный разговор. Она должна будет ответить на ВСЕ мои вопросы!

— А когда он появится, то вы дадите мне с ней поговорить? — наивно хлопает глазками, хотя у самой на самом дне танцуют чертята.

— Зачем? — недоумеваю. Весьма странно просить сотовый у абсолютно постороннего человека.

— Я ей скажу, что папу нашла! — заявляет ребенок с непередаваемой гордостью.

Слышу шелест пакетов, поворачиваю голову на звук и застываю. На пороге стоит взъерошенный Антон.

Обмениваемся многозначительными взглядами и молчим дальше. Да блин! А что Марусе на ее вопросы сказать?

— Малышка, давай поговорим об этом чуть позже, — мягко обращаюсь к ней. — Нас совсем скоро ждет ужин.

— Хорошо, — печально вздыхает. У девочки опускаются плечики, она расстроена. — Эх. — Тяжелый вздох наполняет кухню.

— Не переживай, — заверяет Антон. — Мы обязательно найдем твою маму! — обращается к девочке. — И привлечем ее к ответственности. По всей строгости закона, — добавляет уже значительно тише, обращаясь с последней фразойисключительно ко мне.

Делаю вид, что не услышала. Продолжать диалог на столь взрослую и болезненную тему при детях не собираюсь. Они у меня уже взрослые, все мотают на ус.

— Марусенька, Сонечка! — зову девочек, резко меняю тему разговора и атмосферу на кухне. — Садитесь за стол, давайте поужинаем, — предлагаю им.

— А что будет? — интересуется Маруся.

Ох, милая, тебя бы накормить для начала. А потом привести в порядок. И обнимать, обнимать, обнимать. Постоянно!

— Смотри, — приоткрываю крышку на глубокой сковородке, девочка заглядывает внутрь. Смотрит на карбонару.

— Что это такое? — поднимает на меня изумительные глазки. — Оно съедобное? — принюхивается, чем заставляет меня рассмеяться.

— Конечно, съедобное! — заверяю ее.

— И очень вкусное, — добавляет из-за моей спины Чехов. — Но ты все равно вкуснее, — наклоняется вперед, шепчет на ухо, а потом выпрямляется, запустив по моим венам новую волну пылающего огня, заставляющего постоянно испытывать жажду.