Аля обращает внимание на папу, оставляет телефон и подается вперед. Пугаюсь, что она слетит с диванчика, пусть невысокого, но все же недостаточно безопасного.
Мгновение — и я оказываюсь рядом с ней. Мною управляет материнский инстинкт, а он сильнее психологического ступора. Сейчас есть только моя дочь, которую я хватаю и прижимаю к себе.
— Вадим, не оставляй дочь без присмотра на диване! — забывшись, фыркаю таким обвиняющим тоном, будто мы супруги и сто лет женаты.
Позволяю себе лишнее, но значения этому не придаю.
Ласкаю взглядом дочурку, вбираю носом ее запах, совсем другой, не Риткин, но такой родной! С трудом сдерживаю слезы, дышу часто.
Расцеловать розовые щечки хочу, однако чувствую, что Аля напрягается в моих руках. Всматриваюсь в ее растерянное личико, наблюдаю, как она поджимает губки, морщится, готовясь расплакаться. А потом и вовсе поворачивается к Вадиму в поисках защиты.
— Па, — выдает она испуганно.
Она. Меня. Не помнит.
С самого рождения Аля росла в чужой семье. Не видела меня ни единого раза. И даже не чувствовала, ведь после родов мне так и не дали ее поцеловать.
Забрали, пресекая связь между нами. Не показали, якобы заботясь о моей подорванной психике. Всем занимался Антон…
Что это было? Чудовищная ошибка или преступление?
Господи, как так вышло? И что мне делать теперь?
Сердце рвется на лоскутки от понимания того, что в итоге я — чужая тетя для собственной дочери. И что она называет мамой совершенно другую женщину. Которая ее не вынашивала, не рожала…
— Тише, Аля, — Шторм приближается к нам и садится на корточки у дивана. — Знакомься, это Снежана, — поглаживает Алю по макушке, а сам мне улыбается. — Наша с тобой помощница.
«Помощница», — бьет наотмашь.
Ненавижу…
— Снежана, ты испугалась за мою дочь, как за свою собственную, — ухмыляется босс довольно, а мне хочется залепить ему пощечину, схватить малышку и сбежать. — Но не беспокойся. Аля сама на такие невысокие диваны забирается. И слазить умеет. Она у меня хулиганка, — щелкает малышку по носику, и та успокаивается мгновенно. — Зато я теперь спокоен. Моя дочь в надежных руках, — по-доброму говорит.
Вдох.
Медленный выдох.
Вымученная улыбка.
— Вы правы, Вадим Дмитриевич, — легко киваю. — Со мной Аля будет в безопасности, — нежно, почти невесомо касаюсь пальцами крошечной ручки.
Малышка смотрит на меня с подозрением, но плакать больше не собирается.
Моя первая маленькая победа.
— Без отчества, устал повторять, — закатывает глаза Шторм. — Так, я к итальяшкам. Не безобразничайте тут, девчонки.
Чмокает в лоб Алю — и импульсивно тянется ко мне, будто забывшись. Но вовремя останавливается. За секунду до поцелуя. Обдает дыханием мою щеку — и резко поднимается на ноги.
Не оглядываясь, шагает на выход.
Как только дверь захлопывается за его спиной, я вновь впиваюсь взглядом в дочь. Она изучает меня с любопытством. Я же до конца не верю, что все это происходит со мной наяву.
Моя малышка жива.
Улыбаюсь тепло — и Аля отвечает мне взаимностью, приподнимая уголки пухлых губок.
Замечаю в углу дивана ее вещи, среди которых — розовая шапочка. Та самая, которую я видела вчера в машине Шторма.
Беру ее в руки — и невидимый тумблер щелкает в мозгу. Активирует режим безумной матери.
Подаюсь ближе к Але, аккуратно надеваю ей на голову шапочку, пряча под ней милые хвостики. Как бы невзначай провожу подушечками пальцев по нежным щечкам.
Моя. Любимая. Родная.
Не отдам никому!
— Доченька, идем погуляем? — окончательно теряю бдительность. А вместе с ней летят к чертям здравый смысл и осторожность.
Осторожно, стараясь не делать резких движений, я надеваю на Алю осенний комбинезончик. Всхлипываю тихонько: у Ритки есть похожий, такой же фирмы, только другого цвета. Помню, как я радовалась, отхватив брендовую детскую вещь на распродаже. И как Антон после бурчал, что все равно это дорого и нецелесообразно, ведь ребенок быстро растет. Я же готова была стерпеть очередную ссору с мужем, лишь бы потом любоваться своей красивой булочкой.
Задумываюсь на секунду. В семье Шторма Аля ни в чем не нуждается, да и отец ее, кажется, любит.
Я же собираюсь похитить ее у Вадима. Подло и нагло. В тот момент, когда он доверился мне.
Слабые зачатки совести прорастают в моей душе, но я тут же заглушаю их.
Моя дочь. Моя! И мне плевать на чьи-то чувства, потому что о моих никто не позаботился год назад!
— Какая ты красавица, Алечка, — с нежностью шепчу и ласково треплю розовые бубончики. — Пора тебе вернуться к сестренке, — беру ее крохотную ручку в свою, поглаживаю пальчики. — Как же мы скучали по тебе, малышка.
Все-таки не выдерживаю. Эмоции больно бьют в грудь, а с влажных ресниц срываются слезинки. Падают Але на ладошку, и она тут же сжимает кулачок, словно поймав их.
— Тя? — поднимает головку и внимательно смотрит на меня.
— Тетя? Нет, — улыбаюсь сквозь слезы. — Мама, — провожу подушечкой пальца по вздернутому носику.
Аля сводит бровки, прищуривается с подозрением, но потом переключает внимание на золотые часики на моей руке. Карамельные глазки мгновенно загораются, а тоненькие пальчики тянутся к застежке, ковыряют ее.