Близость

Но была еще одна, более важная причина, почему Джордан убедил жену уступить просьбам представителей прессы: он нуждался во всех, каких только можно, хвалебных высказываниях о себе теперь, когда настал критический момент осуществления первого этапа плана Лазаруса. Джордан обнаружил, что прохождение законопроекта через Конгресс — только начало. Кроме того, на каждой стадии процесса необходимо было получить поддержку влиятельных людей, членов правительства, могущественных бизнесменов и политиков.

Поэтому для него было жизненно важным не только сохранить закулисное влияние, но и выглядеть в глазах общества человеком высокой морали и безупречно нравственным. Как самый молодой и обаятельный из всех богатых людей Америки, Джордан обладал блеском и романтическим ореолом, которого были лишены его финансовые союзники. И теперь было необходимо использовать все эти преимущества.

Прежде всего нужно было перетянуть на свою сторону прессу. А прессе, в свою очередь, не терпелось увидеть Джил и Мег.

— Это займет не больше часа, — пообещал Джордан Джил. — Я велю своему пресс-секретарю все расписать по минутам.

Во время разговора с женой он держал на руках малышку и теперь, улыбнувшись Мег, поднял ее повыше.

— Хочешь увидеться с журналистами, милая? — спросил он и, пощекотав девочку под подбородком, поцеловал в щечку. Двухмесячная Мег расплылась в улыбке и заворковала.

Джил тихо сидела у окна, разглядывая мужа и дочь. Незадолго до этого она снова приняла таблетку сильнодействующего транквилизатора, как делала постоянно, почти с самого рождения ребенка. За эти последние месяцы реальность, казалось, приобрела для нее новые грани. В Мег сквозило нечто неестественное: в быстром развитии, росте, улыбках, неизменной любви отца к дочери, так, по крайней мере, казалось Джил.

— Думаю, у меня нет выбора, — глухо пробормотала она. Последнее время у нее появилась привычка разговаривать с мужем ледяным тоном. Инстинктивная потребность в обороне заставляла ее держать Джордана на возможно большем расстоянии.

С самого рождения девочки Джордан ни разу не попытался заняться любовью с Джил. Сначала Джил надеялась, что, вновь обретя стройную фигуру, вернет былую страсть мужа, и поэтому старательно занималась гимнастикой, уделяла особое внимание косметике и туалетам, но без всякого успеха. Чувства Джордана исчезли навеки. Теперь его сердце принадлежало Мег.

Пресс-конференция проходила в просторной детской, обставленной по указаниям самого Джордана. Ребенок лежал в колыбельке среди плюшевых игрушек, пока репортеры задавали вопросы.

— Скажите, миссис Лазарус, — начал нью-йоркский телерепортер, чье интервью должны были передавать по телеканалам, — каково это быть матерью ребенка Джордана Лазаруса?

— Я никогда еще не была так счастлива, — сказала она наконец. — С самого детства я мечтала о таком доме и дружной семье, но в жизни не думала, что это сбудется на самом деле.

Фальшь собственных слов потрясла Джил. Она физически почувствовала, как неожиданно усилилось действие лекарства, не позволяя говорить внятно — язык еле ворочался. Словно сквозь сон спросила себя, сможет ли убедительно лгать в таком состоянии.

— На кого, по-вашему, похож ребенок — на вас или отца? — спросил другой репортер.

— Видите ли, — улыбнулась Джил, — характер у нее отцовский, уж это точно. — Но, думаю, она унаследовала…

Как подобрать нужное слово? За все два месяца она не отыскала в Мег ни единой черты, которую передала бы дочери.

— Мое чувство юмора, — пробормотала она наконец, сама не понимая, что говорит.

— А что сказал мистер Лазарус, когда узнал, что родилась дочь? Может, он больше хотел сына?

Джил громко рассмеялась.

— Сказать, что он был рад, значит, попросту солгать. Он без ума от малышки, на седьмом небе, вне себя от счастья.

— Могу я предположить, что чувство взаимно? — улыбнулся репортер.

Джил кивнула.

— Они прекрасно поладили, чуть не с первых дней. Обожают друг друга, и, кроме того, совершенно одинаковы.

— Что вы имеете в виду? — настаивал репортер.

И снова лекарство лишило Джил возможности ясно мыслить. В самом деле, что она хотела сказать? Как Джордан и Мег могут быть одинаковы? О чем она говорит? Что делает в обществе этих странных людей с холодными жадными глазами, которым она безразлична, и которые стремятся лишь побольше выкачать сенсационных сведений?

— Ну… у них обоих невероятная способность развлекаться, не требуя внимания других. Мег может часами смотреть на погремушки над колыбелькой, а Джордан — сидеть в кабинете, разглядывая картину или просто наблюдая за пешеходами на улице… или уставясь на Мег. Они так освоились с собственным внутренним миром, что меня это поражает. Я… я, наверное, по натуре более деятельна и совсем не мечтатель. Всегда находятся срочные дела… И совершенно лишена привычки к самосозерцанию…

Голос ее постепенно затих, Джил сама не понимала, что говорит. С каждым предложением она словно все глубже опускалась в бездонную пропасть, темную дыру, из которой нет возврата.