Близость максимум (СИ)

Он действительно думает, что моя реакция на его возвращение — это всего лишь жалкая пародия на большую игру?

Злюсь.

Пытаюсь сдержать себя, чтобы не ударить. Чтобы не влепить звонкую пощечину по красивому, немного осунувшемуся лицу.

— Сроки? Буду тебе сроки. Как насчет бесконечности? Это для начала. Потом, еще лет так на триста с возможным продлением. Устраивает?

— Слишком долго.

Секунду назад мы стояли напротив друг друга, возле двери в лекционный зал, а уже сейчас я прижата мощным телом к холодной, мраморной колонне.

— У меня огромные проблемы по части ожидания, белка. Такие же, как и с запретами.

— Не забывай, где ты находишься. Здесь тебя не похвалят по головке, за то, что ты домогаешься до студентки. — Говорю, а сама боюсь в глаза ему смотреть. Боюсь увидеть тот огонь, который разжигал нас, когда мы вместе были.

Егор заносит в воздухе руку, и я, как под гипнозом наблюдаю за ней. Заводит кисть за мою спину и пальцем проводит вдоль позвоночника. Предательское тело торжествует. Оно танцует вальс, радуясь, что музыкант, который играл на всех струнах, снова вернулся. Маэстро в деле, мурашки выпущены на свободу. Парень прижимает меня к себе, и я отчетливо слышу стук его сердца. Сказать ничего не могу. Хочу оттолкнуть, но в эту секунду, сама себе не хозяйка.

Идет борьба. Разума и души. Первый отчетливо понимает, что так делать нельзя. Что нельзя сдаваться и подпускать близко убийцу всех нервных клеток. А душа, в этот момент умоляет о прощении. Она кричит о том, что раскаяние существует. И что оно пришло к Морозову.

— Кто же мне запретит домогаться тебя? — Говорит прямо в ухо, утыкаясь носом в оголенную шею.

— Ректор за это может меня отчислить. Если тебе плевать на этот момент, то мне нет. — Снова обдаю его холодом.

Еще одна попытка вырваться из телесного капкана не увенчивается успехом.

Сильные руки еще крепче прижимают к себе. Настолько крепче, что я не успеваю выставить ногу вперед, и утыкаюсь лицом в грудь Егора.

Тут же в нос ударяет его такой родной запах.

Боже!!! Прости меня. Можно я на секундочку побуду слабой девочкой, которая в прошлом, была счастлива, находясь рядом с этим мужчиной.

— Ты про того лысого хрена, который ради какой-то дорогой фигни прискакал сюда и вытащил тебя из кабинета? — шутя, спрашивает он, цепляя пальцами локон моих волос. — Поверь, я с ним разберусь.

— Конечно, разберешься. Ты в спец в этом деле. — выставляю руки вперед, делая подобие липового барьера. — Выкинешь его с должности, и дело с концом. Ты ведь так любишь делать?

— Ник, ну я кретин. Урод. Придурок. Мы уже выяснили это. Сколько еще раз ты ткнешь меня моим дебилизмом? Мне реально хреново. Поверь, я себя мысленно уже миллион раз казнил и заново воскресил, чтобы продолжить убивать и отгрызать конечности. Белка, я все это время с ума сходил. Мне в жизни не было настолько плохо. — На последних словах он смотрит прямо в лицо. Мучительный взгляд идеально голубых глаз, немного растопляет лед, который я с таким трудом морозила в своей голове и между нами.

— Постоянно. Я буду тыкать тебя этим, пока тебе не надоест и ты не уйдешь. — беру себя в руки, отгоняя подальше всю слабость.

— Замени это предложения на другие слова. Так легче будет. — Что-то обдумав, добавляет парень, и наклоняется так близко, что кажется, будто нас разделяет миллиметр.

— «Я тебя ненавижу»? — включаю кнопку сарказма.

— «Я скучала по тебе, Егор». Говори так, но я разрешаю тебе в этот момент думать о ненависти. — Парень точно в бронежилете. Он с легкостью отбивает все мои детские выстрелы.

Он наклоняет голову, внимательно смотря на мои губы. Гадать не нужно, что он желает сделать. Еще чуть-чуть, и его язык сломает мои последние преграды. Еще немного и я сойду с ума, от такого напора. Мне нужно как-то оттолкнуть его и сбежать. Покинуть город, страну, материк, но сделать все, чтобы не пойти на поводу у слабости и дурацкой влюбленности. Я не хочу опять убиваться. Я не хочу больше быть униженной. Хватит. Белова сильная. Ее научили быть сильно, но…

Я продолжаю стоять с открытым ртом и ждать, когда же случится прикосновение. Я жду, когда сильный разряд выбьет почву из-под моих и так уже ослабленных ног.

— Мне очень хреново без своей белки. — Мы почти касаемся губами, когда я слышу его слова.

Они немного отрезвляют.

— Заведи себе хомячка. — огрызаюсь в ответ.

Боже. Он это ведь Морозов. У него такое лицо и тело, что и догадываться не приходится, какую жизнь он вел. Ведет. Не знаю, запуталась. Бабник он, если совсем коротко описать ход моих мыслей. Он априори не может сходить с ума по мне. Ну, не может человек после того, как выкинет девушку на улице, после осознать, что тоскует и скучает. Или вообще, дышать без нее не может. Такое только в кино показывают. В жизни — это всего лишь еще одна сказка, не подпитанная реальностью. Ему не нужна белка. Он ее снова забудет. Появится другая живность. Зайка, киска или как там еще мужики называют своих дурочек?