Blodtørstig

Энок открыл глаза. Перед ним все плыло. Тело молодого крепкого моряка, покорителя новых земель, ощущалось кожаным мешком, набитым потрохами. По-другому не могло и быть. Человек находился в глубокой пещере, в которую упал, спасаясь от чудовищ, обитавших в этом лесу. Стены и пол пещеры были созданы природой из скальной породы. Расстояния от кромки ямы до камня было достаточно для того, чтобы разбиться насмерть, но ему повезло меньше, и пока человек был ещё жив. Внутри пахло сыростью. Вдалеке слышался перезвон капающей воды, просачивающейся через трещины в потолке. Энок сидел на камне, присыпанном сухими сосновыми иголками, посреди клочка лунного света, освещавшего лишь крошечный пятачок чрева пещеры. Темнота начиналась в метре от северянина, и ей не было конца. Викинг уже осознал, что кровоточащая рана на голове – это не единственная его травма. Некоторые кости, по-видимому, были сломаны, но в темноте ему было не понять. Боль в разных частях его тела постепенно нарастала по мере того, как человек приходил в себя. Через минуту она стала нестерпимой, через две – тишину темных чертог разрывали стоны и крики бедолаги. В них слышались нотки жалости и отчаяния. Крики служили призывом для санитаров здешних мест. Энок не услышал ни единого шороха. Только два жёлтых зрачка внезапно появились в кромешной тьме. Некто смотрел прямо в глаза моряку. Уставившись сквозь тьму в безмятежной потусторонней тишине, он наслаждался этим мгновением, когда охота ещё не началась, и жертва, не до конца осознав, что ее жизнь висит на волоске, не бросилась в надежде выжить. Как он любил этот сладкий момент, когда беспомощная жертва и он, хозяин ее жизни, в первый и последний раз смотрят друг другу в глаза. Волку потребуется всего один миг, чтобы сердце человека остановилось. Шерсть охотника будет испачкана в кровь, а человек исполнит последний танец смерти, дергаясь в агонии, захлебываясь кровью. От этой игры он получал удовольствие и с радостью продлевал время казни.

Хруст сосновых сухих иголок дал понять жертве, что эти глаза – не галлюцинация, а принадлежат зверю. От человека разило потом, соленой водой и дымом. Зверь мог с лёгкостью найти трофей среди паутины еловых ветвей на ветреном пляже или в темноте степного оврага посреди ночи, учуяв его за несколько миль. Волку был неприятен любой из запахов гостя, но больше всего он не любил едкую вонь от костра, пропитавшую округу. Уже за это хищник был готов растерзать путешественника, но человеческий азарт нарушал неписаные правила охоты.

– Беги!!! – яростно прогремел волк, от чего даже камни посыпались с вершины пещеры. Человек же слышал только первобытный рык. Звук, шедший из темноты, окрасил страхи Энока, и тот без промедления, практически забыв о травмах, подскочил и бросился вглубь пещеры. Сломанные берцовая и лучевая кость лишали его малейшего шанса на выживание. Человек хотел  жить, но у судьбы были другие планы.

***

Великана «Винден Брора» изрядно потрепали суровые воды северных морей. Он, наполовину заполненный ледяной солёной водой, все так же беспомощно лежал на песчаном берегу. В этот раз он не был одинок. В его трюме, доски которого сполна пропитались морской водой, скрылись моряки.

– Это самое скверное место, где мне доводилось ночевать! – перекрикивая прибой, заявил Олаф. Остальные, промокшие насквозь, ничего не отвечая, смотрели на него. По-видимому, замерзшие товарищи тоже не попадали в подобные ситуации. Трюм драккара был весьма неглубок. От пайолов до обшивки судна было около метра. Люди сгруппировались на выступе стрингера. Только там им удалось стать в полный рост, а Олафу уступили место на крепящейся к днищу мачте. Под их ногами стояла вода. Ее уровень то поднимался от волн, захлестывающих драккар, то снижался, когда волна уходила в море. На головы выживших дождем текла вода, набравшаяся в запасной парус, который все путешествие лежал в трюме. У ног плавали какие-то вещи, но в темноте воины не могли разглядеть их. Как бы плохо здесь ни было, это было отличным местом, дающим шанс дожить до утра. На рассвете солдаты снова выйдут на берег строить плот, а с наступлением темноты скроются в чертогах трюма, если не станут обедом здешних тварей. Моряки до сих пор не могли понять, почему их не растерзали днём. Обсуждать это уже не было сил. Олаф уснул сидя, промокший и голодный. Эрик и Сигурд так и не сомкнули глаз. Как только молодой воин закрывал глаза, его сознание рисовало ужасную картину, где в самое суровое ненастье, под угрюмыми мрачными тучами одиноко стоит его мать. Эрик видит ее со стороны. Она встречает корабль, появляющийся из густого, окутавшего округу, тумана. Судно медленно подходит к пристани. На его палубе нет ни единого моряка, а парус убран. Когда драккар ударяется о каменный пирс швертом и останавливается, из его утробы, черного как морская пучина трюма, раздается яростный, вобравший нечеловеческую злобу рык, и из тумана появляется свирепый волк.