Блог

— Николай, я же просил вас… Сколько килограммов макулатуры вы сдаете сегодня? (имелись в виду сотни долларов).

— Сегодня пятнадцать килограммов, хочу талон на Мориса Дрюона.

— Какой талон?!

— Эдик, ты забыл, что за сданную макулатуру дают талоны на дефицитные книги? Говорят, сейчас дают «Проклятых королей» Дрюона.

— Так вы макулатуру сдаете?!

— Эдик, что с тобой?! Я же шучу! Нашу макулатуру сдаю, нашу.

— Да, конечно… Я еще не проснулся. Много сдаете, сам не потяну. Нужно сделать один звонок. Наберите меня минут через пятнадцать.

— ОК.

Через 15 минут.

— Это снова я. Что у тебя?

— Знаете, сам я так много принять не смогу, но я договорился со своим коллегой, он готов и больше принять, если надо. Живет, кстати, недалеко от вас, тоже на Большой Ордынке. Пишите адрес. Через час сможете подойти?

— Я и раньше смогу. Почему через час?

— Мне же еще нужно доехать!

Сталинский дом был отделен от оживленной улицы крошечным сквером и корпусом поликлиники, бывшим когда-то частью Марфо-Мариинской обители. Николай дожидался Эдика на лавочке в сквере. Когда Эдик появился, Николай обратил внимание на то, что тот был явно не в себе: глаза бегают, руки и губы трясутся. «Уже на коксе. Не рановато, в его годы?» — беззаботно подумал Николай, и только когда дверь, в которую они позвонили, начала открываться, до него дошло, что он никогда не говорил Эдику, где живет. На лестничных пролетах выше и ниже нарисовались крепкие фигуры в сером, страхуя Николая от лишних телодвижений. Дверь открыли крысиные усики.

— Здравствуйте, Николай, здравствуйте! — радушно приветствовали гостя усики. — Эдик, ты пока свободен… Если позволите, представлюсь первым — Продольный Александр Борисович, старший лейтенант КГБ СССР, шестое управление.

— Топтуны…

— Какая осведомленность! Топтуны, топтуны… Как видите, не зря землю топчем, не зря народные денежки тратим. А вы, осмелюсь спросить, чем на самом деле занимаетесь? Впрочем, все по порядку. Входите, снимайте дубленку… красивая… я таких раньше не видел, дорогая, наверное? Попрошу предъявить все, что есть в карманах, если что-то находится не в карманах, тоже предъявите, пожалуйста. Вы же понимаете, что, пока вы сотрудничаете, мы просим, как только перестанете сотрудничать, мы начнем требовать, так что давайте останемся в рамках вежливого общения. Это в первую очередь в ваших интересах.

Они вошли в комнату. Стандартная советская обстановка: полированная стенка с хрусталем и книгами, диван, журнальный столик, два кресла, телевизор. При их появлении из кресла поднялся крепкий молодой человек с безучастным выражением лица и ушел на кухню. А когда Николай еще выходил из коридора, в квартиру вошли двое с лестницы и заперли дверь изнутри, также пройдя на кухню. Николай выглядел спокойным, даже в руках не было никакой дрожи, но в душе он понимал, что это — катастрофа. Сейчас эти люди в сером начнут крошить его судьбу на мелкие кусочки. Веру он, скорее всего, больше не увидит, и горше этой потери ничего представить он уже не мог. Но помирать с музыкой он не торопился, ему есть чем удивить этого крысенка, кто знает, какой будет реакция? Попробовать стоило, все равно других вариантов он не видел: незаконные операции с валютой в СССР относились к категории наиболее опасных и тяжких преступлений — от 10 лет до высшей меры…

Продольный сел на диван и указал Николаю на одно из кресел. Николай выгреб из карманов доллары, советские рубли, портмоне, в котором был паспорт, водительское удостоверение, кредитные и дисконтные карты, российские рубли, его визитные карточки, а поверх всего положил айфон.

— Вижу, работаете по-крупному, — оценил кучу выложенных купюр Продольный, — прежде чем я это посмотрю и вы начнете давать показания, хочу вас кое с чем познакомить, — он подошел к стенке, достал из бара увесистую папку и вернулся на место, — здесь описана небольшая, но очень важная для нас часть вашей жизни. Всего полторы недели, но какие насыщенные! Так вот, от того, насколько активно вы будете с нами сотрудничать, зависит статус всех этих людей…

— Каких людей?