Блог демона Шаакси, или адская работёнка (СИ)

Но зеркалом я могу дойти куда угодно, хоть в любой из миров нашей ветви, факт. Только вот это тоже не особенно интересно: ну встал, ну шагнул в зеркальный коридор… И ещё неизвестно, кстати, как ангелу в этом самом коридоре понравится. Всё же, как ни крути, а вполне уютно в зазеркальном пространстве себя чувствуют только редкие существа, изначально имеющие к этой магии талант. У простого же обывателя общение с зеркальной магией кончается обычно или психушкой, или сломанной жизнью, или тюрьмой, или могильной плитой — в зависимости от того, на кого или на что нарвёшься там, за зеркальной гладью. В этом смысле даже самые невинные игры со свечой и гаданием были и остаются лотереей… Впрочем, не важно.

Можно ещё, конечно, воспользоваться в качестве зеркала водой. Я на самом деле всегда очень любил этот приём: летишь на закате или рассвете над Влтавой, делаешь круг над Вышеградом (привет, старый друг!), подныриваешь под мостами, ловишь крыльями воздух, а сущностью — тонкую грань между днём и ночью… А потом уходишь вниз, сложив крылья, несёшься навстречу своему двойнику и входишь в ткань реки без плеска, без кругов, без следа, слившись со своим отражением…

Люблю я это дело.

И ангелу должно быть удобнее: водная гладь, в отличие от зеркала, всё же более щадящая по отношению к ангельской сущности. В конечном итоге, многие высшие ангелы до всей этой чёрно-белой заварушки звались вилиями и вполне себе оправдано считались воплощениями воздуха и воды. Если разобраться, эти стихии по сей день благоволят им.

К тому же, сложно отказать себе в удовольствии снова пройтись вместе по этой крепостной стене. Ангел, конечно, не вспомнит, но это, быть может, и к лучшему — не зря свежеиспеченные духи добра первые несколько столетий не должны помнить своих прошлых жизней. Вопреки убеждённости ряда шизотериков, время от времени вспоминающих себя Клеопатрами и Цезарями, реальность более… скажем так, кучерява. И лично мне много раз приходилось наблюдать, как для человеческих колдунов и шаманов воспоминания о прошлых жизнях оборачиваются полным безумием: психика людей не предназначена для груза многовековой памяти, что бы они там о себе на эту тему ни думали. Они даже от пары-тройки параллельных жизней частенько башкой трогаются, хотя доказано, что параллельные воплощения всегда более-менее совпадают. Ну, пол, вид, внешность и прочее. Куда уж им прошлые жизни! Воспоминания о самоощущении дерева, или о мучительной смерти волка, погибшего от охотничьей стрелы, или младенца, задушенного подушкой, или… Да много вариантов.

Уж сколько я оберегал эту конкретную душу, как мог, но всё равно был не прочь, чтобы ангел как можно дольше не помнила. Даже во вред мне. Всё же, перерождаясь в телах вечных магических созданий, бывшие люди тяжело переносят возвращение памяти. Понятно, что я в случае чего буду рядом и вытащу из любого безумия, но всё же... Пожалуй, лучше позже.

Но пройтись вместе с ней по стене Града, так или иначе — наслаждение, приятная дань памяти и ностальгии. Причём особенно сладко осознавать, что она теперь вечная, как я — и полностью принадлежит мне.

Теперь-то точно не помрёт за первое попавшееся правое дело. Это я смогу обеспечить!

Вот прямо сейчас она сидит на моём плече, жмурится на рассветное солнце и осматривается по сторонам.

“Красиво.”

“А то, — согласился я, осторожно погладив мягкие перья, — очень. А сейчас станет ещё красивее. Я тебя возьму в руки, хорошо?”

“Хорошо, но…”

Дослушивать я не стал.

Отвести глаза немногочисленным смертным, прижать к себе голубя так, чтобы всем телом ощущать трепещущие под руками крылья и биение сердца, слишком большого и громкого для птицы, привычно пройтись по краю лёгкой, танцующей походкой, мимолётом отметить, что ветер поёт для меня сегодня как-то особенно упоительно — не то чтобы прямо так, как тогда, над Нилом, но почти… Почти…

А потом я, как был, в человеческом обличье и деловом костюме, шагнул со стены вниз.

Мне всегда нравился этот момент, когда земля уходит из-под ног, ты уже чувствуешь бьющий в лицо ветер и безжалостную силу тяготения — но ещё не позволил себе вспомнить, что человеческая оболочка была и остаётся просто маской, что водная гладь для тебя столь же проницаема, как воздух, и многомерна, что ты, наконец, умеешь летать…

Это всё приходит потом, но первый момент, этот шаг с края в пустоту — о, он упоителен во многих смыслах. Он возвращает мне меня старого, меня, который был до кольца…

И мы летели. И голубь билась в моих руках, порываясь распахнуть крылья, но я упорно сжал ладони, мысленно попросил “Верь мне, пожалуйста” — потому что мне очень этого хотелось.

И это было, при всём моём уважении к госпоже Лидел, намного круче кроличьей норы, потому что за первой границей воды, в которую мы провалились, нам открылось зрелище отражённой Праги, с её перевёрнутыми крышами, блуждающими по улицам големами, крылатыми безликими фигурами в плащах, гиганскими скелетами, зеркальным небом и прочими штуками, на которые лично я готов смотреть часами.