– Внимание на экран, – попросил я, – на нем представлен бланк, в котором указано, что Стелла с вероятностью девяносто девять процентов дочь мужчины, который использовал эту трубочку.
– Бред, бред, бред, – твердил Загорский. – Кстати! Откуда у вас этот документ?
– Рукописи не горят, – усмехнулся Гриша, – некоторые бумаги не исчезают.
– Ответим на ваш вопрос чуть позднее, – пообещал я.
– Предположим на секунду, что девчонка моя дочь. Только на мгновение, – прошипел Загорский, – объясните тогда: коим образом у двух белых людей появилась на свет китаянка?
– Максим Петрович, – с укоризной произнес Никита, – вы сейчас демонстрируете отменные актерские качества, но ведь знаете эту историю лучше нас.
– Чушь, чушь, чушь, – бубнил Загорский.
Я щелкнул пультом.
– Вот свидетельство о смерти трехмесячного младенца Максима Загорского. Ребенок скончался вследствие генетического заболевания, которое возникает, если между мужем и женой есть близкое родство. Похоже, до того момента, как Тел прислала господину Загорскому собранный ею материал, вы понятия не имели, что…
– Ваши отец и мать – двоюродные брат и сестра, – перебил Никита. – Наверное, врачи предупреждали пару, что в их случае вероятность появлении на свет нежизнеспособного ребенка очень высока, но они решили рискнуть. После гибели мальчика Загорские более судьбу не испытывали. Петр Владимирович очень гордился своим происхождением, и жена его, Елена Николаевна, тоже имела знатную родословную, в ее случае кровь Загорских смешалась с княжеской. Девичья фамилия ее Мусанкина. Были такие князья, бедные, но родовитые.
– Что-то я не понимаю, – жалобно сказала Наташа.
Я подошел к стеклянной доске и взял фломастер.
– Отец господина Загорского, Петр Владимирович, родился у Владимира Загорского и Ольги Воронцовой. А Елена Николаевна Мусанкина появилась на свет от Ксении Загорской и Олега Мусанкина. Владимир и Ксения являлись родными братом и сестрой. Ксения вышла замуж и стала Мусанкиной. Младенец Максим был на пятьдесят процентов Загорский по отцу, а по матери наполовину Мусанкин и на вторую часть Загорский. Двоюродным родственникам, если они рискнули вступить в брак, лучше не заводить детей. Но ни Петр, ни Елена не хотели, чтобы ветвь Загорских обломилась, поэтому они рискнули, и случилась трагедия. Через год после похорон своего ребенка они усыновили мальчика. Малыш привлек их, наверное, стопроцентным здоровьем. Ну кто обычно бросает новорожденного? Понятное дело, не очень порядочная женщина, наркоманка, алкоголичка, проститутка или просто глупая эгоистичная баба, которая забеременела от мимолетного любовника, а когда малыш появился на свет, поняла, что он ей совсем не нужен, кричит, просит есть. «Ну его, хочу спокойной жизни». Будет ли потомство от таких женщин здоровым? А вот с Максимом получилось иначе. Его мать, москвичка, умерла в родах, а отец, обеспеченный китайский чиновник, который прилетал постоянно в Москву подписывать разные бумаги о торговле между СССР и Китаем, не собирался бросать сына. Новорожденный удался в маму, от отца он совсем ничего не взял. Светловолосый, голубоглазый с фарфорово-нежной кожей, слишком высокий для своего возраста, умненький, рано пошел, развивался с опережением. Почему же биологический отец не забрал сына из роддома? Брак с любовницей китаец не оформлял, поэтому ему следовало подтвердить свое отцовство. Он написал заявление, сдал анализ ДНК, мальчика признали его сыном. Китаец собрался приехать за ребенком, но в Доме малютки он так и не появился. Что случилось с ним, никто не знает, он просто пропал. Петр и Елена Загорские после похорон сына уехали в Грузию. Находясь в Тбилиси, супруги поменяли свою московскую квартиру на аналогичную в другом районе. И через год в большие апартаменты въехала пара Загорских с маленьким Максимом. Супруги вели тихий образ жизни, компании не собирали, близких друзей не имели, о потере родного ребенка никому не сообщали. На новом месте жительства все считали Максима их родным сыном. То, что в мальчике половина китайской крови, никак не проявлялось.
Я остановился.