— Конечно, в своём, — сохраняя прежнее спокойствие, ответил разведчик. — Неужели ты не понимаешь, что всё выкладки Крипса это не плод его воспалённой фантазии, замешанной на астрологии, а самая настоящая реальность. Он оказался прекрасным прогнозистом, который не только разоблачил нас с тобой, но и ту угрозу, которая нависла сейчас над Брежневым.
— Хорошо, пускай она нависла, но кто тебе сказал, что смерть этого человека таит в себе угрозу нашей стране? Может быть, как раз наоборот? Может, при Андропове всё пойдёт по лучшему сценарию, а не по худшему.
— Я тоже так поначалу думал, — согласился со своей женой разведчик. — Но сегодня я несколько часов провёл в библиотеке, штудируя разные политические трактаты и газеты. И пришёл к выводу, что смерть Брежнева только усугубит ситуацию для нашей страны. Точно так же, как это случилось после смерти Рузвельта и Сталина, которых тоже, вероятнее всего, убили те же силы, которые собираются устранить и Брежнева. Понимаешь, сегодня в библиотеке я понял, что прогноз Крипса — верный. Он не ошибается — он зрит в корень. И если мы не поможем ему, а он нам доверился, то мы потом не сможем с этим жить. Наша страна в недалёком будущем прекратит своё существование и именно тогда вся наша работа пойдёт коту под хвост. Поэтому мы не можем этого допустить.
Выдохнув этот монолог, разведчик посмотрел жене в глаза, ожидая от неё ответа. А та всё медлила, мучительно размышляя над услышанным. Наконец, она произнесла:
— Чего ты хочешь лично от меня?
— Только одного, дорогая — чтобы ты мне не мешала. Позволь мне уехать в Москву и прикрой меня здесь от ненужных расспросов. Если у меня выгорит в Москве, я вернусь максимум через две недели. Если не вернусь…
Здесь разведчик сделал паузу, устремив свой взгляд куда-то вдаль — туда, где заканчивалась аллея. После чего продолжил:
— Если я не вернусь, значит, тебе придётся работать одной. Я знаю, ты сильная женщина и сможешь с этим справиться.
Вместо ответа жена прижалась к мужу, положив голову ему на грудь. Обняв её, Хокс-Кузнецов понял, что его миссия удалась и теперь его уже ничто не сможет удержать в этом городе. Впереди его ждала Родина, но какой приём она ему приготовила, он знать не мог, хотя предчувствия у него были самые тревожные.
Иван Шорин припарковал свой тёмно-синий «Ситроен» в одном из переулков рядом с метро «Красные ворота». Здесь находилась блогерская студия «Реванш», в которой он работал. Студия находилась на первом этаже шестиэтажного дома ещё дореволюционной постройки, занимая пять комнат, которые когда-то служили людям жилыми квартирами. На звонок в металлическую дверь её перед Шориным открыл его коллега по имени Андрей, у которого пришедший спросил:
— Казетти пришел?
— Минут пятнадцать уже тебя дожидается, — последовал ответ.
Джанкомо Казетти был известным итальянским журналистом, который часто бывал в России, где у него было множество друзей, в основном среди представителей «левого» движения. Сегодня он приехал в блогерскую студию «Реванш», чтобы дать интервью по поводу событий, которые происходили в мире вокруг эпидемии коронавируса.
Когда Шорин вошёл в гостевую комнату, итальянец сидел в ней один, устроившись на диване за столиком, и потягивал горячий кофе из чашки. Прямо перед ним на столе стояла ваза с печеньем, но к сладостям гость не прикасался.
— Извините меня, Джанкомо, за опоздание, но меня у метро тормознула полиция — проверяли документы, — оправдался за своё опоздание блогер.
— Не извиняйтесь, Иван, меня самого останавливали два раза, — улыбнулся в ответ итальянец. — Интересно, что же будет через два дня, когда ваш мэр введёт в действие электронные пропуска?
— Вот через два дня и узнаем. А пока, если вы готовы, мы можем приступить к съемке, — сообщил Шорин.
— С удовольствием, — живо откликнулся гость и, допив кофе, поднялся с дивана.
Они прошли в студию, которая находилась в соседней комнате — достаточно внушительной по размерам. Видно, когда-то, во времена обитания в этой квартире жильцов, она служила им гостиной. Возле съёмочной аппаратуры хлопотал оператор, с которым итальянец поздоровался за руку, после чего сел в кресло, приставленное к большому полукруглому столу. Шорин занял кресло напротив — он должен был выступить в качестве интервьюера.
Когда всё было готово к записи, и к лацкану гостя был прикреплён миниатюрный микрофон, Шорин начал вступительное слово: