Яцек произнес эти слова таким презрительным и гневным тоном, которым произнесли бы их и другие заключенные. Хотя Отто вполне мог заявить, что он такой же
– Я хочу сказать, что… – продолжил было Яцек, однако закончить свою фразу он не успел.
Его прервал раздавшийся скрип.
Дверь барака отворилась. Они все – кроме Яна – повернулись и вытянулись так, как будто бы прозвучала команда «Смирно!»
– Ну что, вы что-нибудь решили?
В барак зашел обершарфюрер. Он обвел их всех глазами, а затем его взгляд на пару секунд остановился на разложенных на столе белых клочках бумаги.
– Еще нет? Ну так давайте побыстрее решайте.
Обершарфюрер повернулся и, обращаясь к кому-то, кто стоял снаружи, крикнул:
–
В темном прямоугольнике открытой двери появились очертания долговязого человека. Он остановился на мгновение на пороге, а затем сделал следующий шаг и зашел в барак.
Это был еще один заключенный. Волосы у него были длиннее, чем у остальных. Их длина, правда, все равно не превышала и сантиметра, но и такой длины вполне хватало для того, чтобы увидеть, что этот заключенный – блондин. Бросались в глаза его выступающие скулы и тонкий нос. На нем была добротная, без заметных заплат, гражданская одежда – штаны, рубашка и теплая кожаная куртка с меховым воротником. Обут он был в блестящие кожаные ботинки. Кожа на его ладонях не огрубела от холода и тяжелой работы, и в его теле не проявлялось никаких признаков истощения от недоедания.
Обершарфюрер вышел и закрыл за собой дверь.
Вновь прибывший осмотрелся по сторонам. Остальные восемь заключенных настороженно уставились на него.
– Как тебя зовут? – грубо спросил Алексей.
– Пауль.
– Пауль или Паули?
Новичок, ничего не ответив, пересек под взглядами других заключенных помещение и прислонился спиной к стене.
Алексей подошел к нему.
– Ты должен рассказать, кто ты. Нам необходимо знать, что ты делаешь в этом бараке.
– А вы мне не должны ничего рассказать?
– Мы тут все уже друг друга знаем.
– Тогда вам придется немножко потерпеть.
– Подожди-ка, Алексей, ты что, не видишь, что ты совсем засмущал нашего гостя? – сказал Моше. Он подошел к новичку и показал ему рукой на Алексея. – Ты должен его простить. Его испортила атмосфера лагеря… Знаешь, почему мы находимся здесь?
– Он опять возомнил себя пророком! – пробурчал Элиас, но никто не обратил на него ни малейшего внимания.
– Расскажи мне об этом, – сказал, пропуская слова раввина мимо ушей, новенький.
– Из лагеря сбежали
Отто снова начал ходить взад-вперед, взад-вперед, не обращая на вновь прибывшего никакого внимания, а Иржи подошел к блондинчику, виляя при ходьбе бедрами, и стал его внимательно разглядывать. Затем он протянул руку, словно бы намереваясь дотронуться до его груди, однако когда между пальцами и грудью оставалось сантиметров десять, он отдернул руку назад.
– Какое тело!.. – пробормотал Иржи. – Такого тела здесь, в концлагере, не найдешь…
– Да уж, – кивнул с подозрительным видом Моше. – У тебя, похоже, еды было более чем достаточно. Ты, может, прибыл в лагерь только что?
– В последние несколько дней в лагерь никого не привозили, – бесстрастным тоном сообщил Яцек. – Вообще никого.
Пауль молчал. В выражении его лица не чувствовалось ни малейшего проявления страха. Да и вообще любых других эмоций в нем не чувствовалось.
К нему подошел Берковиц.
– Давай, расскажи нам все. Так будет лучше для самого тебя, понимаешь? Здесь, в этом бараке, мы должны знать друг о друге все. Нам ведь необходимо взвесить все за и против.
– Чтобы выбрать одного? – спросил Пауль.
– Да, чтобы выбрать одного, – ответил Моше. – Видишь ли, мы… – Моше, не договорив, замолчал: он краем глаза заметил нечто такое, что его заинтересовало. Он повернулся в сторону Отто. «Красный треугольник», почувствовав на себе пристальный взгляд Моше, прекратил свои метания.
– Что такое? – резко спросил он.
Моше, продолжая смотреть на него пристальным взглядом, ничего не ответил.
– Нам необходимо принять решение, – попытался сменить тему Отто. – Итак, что будем делать?
– К спешке нас зачастую подталкивает сам дьявол, – сказал Элиас. – Вы помните, что говорится в Талмуде про то, как поступил Езекия во время войны с Сеннахиримом?
Иржи поднял взгляд к потолку и прошептал Берковицу:
– Господу помолимся…