Читаем Блок без глянца полностью

Блок без глянца

Задача всякого временного правительства – удерживая качели от перевертыванья, следить, однако, за тем, чтобы размах не уменьшался. То есть довести закочевавшую страну до того места, где она найдет нужным избрать оседлость, и вести ее все время по краю пропасти, не давая ни упасть в пропасть, ни отступить на безопасную и необрывистую дорогу, где страна затоскует в пути и где Дух Революции отлетит от нее.

Александр Александрович Блок. Из письма матери. Петроград, 4 августа 1917 г.:

‹…› Теперь здесь уже, так сказать, «неинтересно», в смысле революции. Россия опять вступила в свою трагическую (с вечной водевильной примесью) полосу, все тащат «тягостный ярем». Другими словами, так тошно, что даже не хочется говорить.

Александр Александрович Блок. Из дневника:

Вот что я пробовал в конце 1917 (вихрь зацветал):

плыл плылИ шел и шелснахЗатерян в безднахДуши скудельнойТоски смертельнойБросаясь в вихорь вихревойВсадник мне навстречуСмерть (4 раза)Женщина на лошади – в прудИ каждая вена чернеетвеснойИз фонтана всем телом дрожа…Еще проба:В своих мы прихотях невольны,Невольны мы в своей крови.Дитя, как горестно и больноВсходить по лестнице любви.(Сребристый) месяц, лед хрустящий,Окно в вечерней вышине,И верь душе, и верь звенящей,И верь натянутой струне.И начиная восхожденье,Мы только слышим без концапеньелица.

Еще ‹…›:

На белой льдине – моржий клыкК стене приемного покояНосилки прислонилРУССКИЙ БРЕДЗачинайся, русский бред……Древний образ в темной раке,Перед ним подлец во фраке,В лентах, звездах и крестах…Воз скрипит по колееПоп идет по солее…Три… в автомобилеЕсть одно, что в ней скончалосьБезвозвратно,Но нельзя его оплакатьИ нельзя его почтить,Потому что там и тут,В кучу сбившиеся тупоТолстопузые мещанеЗлобно чтутДорогую память трупа –Там и тутТам и тут…Так звени стрелой в тумане,Гневный стих и гневный вздохПлач заказан, снов не свяжешьБредовым

Вильгельм Александрович Зоргенфрей:

Помню первые месяцы после Октябрьского переворота, темную по вечерам Офицерскую, звуки выстрелов под окнами квартиры А. А. и отрывочные его объяснения, что это – каждый день, что тут близко громят погреба. Помню холодное зимнее утро, когда, придя к нему, услышал, что он «прочувствовал до конца» и что все совершившееся надо «принять».

«Сегодня я – гений»

Юрий Павлович Анненков (1889–1974), график, художник, мемуарист, первый иллюстратор поэмы А. А. Блока «Двенадцать»:

В 1917–19 годах Блок, несомненно, был захвачен стихийной стороной революции. «Мировой пожар» казался ему целью, а не этапом. Мировой пожар не был для Блока даже символом разрушения: это был «мировой оркестр народной души». Уличные самосуды представлялись ему более оправданными, чем судебное разбирательство. «Ураган, неизменный спутник переворотов». И снова, и всегда – Музыка. «Музыка» с большой буквы. «Те, кто исполнен музыкой, услышат вздох всеобщей души, если не сегодня, то завтра», – говорил Блок еще в 1909 году. В 1917 году Блоку почудилось, что он ее услышал. В 1918-ом, повторив, что «дух есть музыка», Блок говорил, что «революция есть музыка, которую имеющий уши должен слышать», и заверял интеллигенцию: «Всем телом, всем сердцем, всем сознанием – слушайте революцию». Эта фраза была ровесницей поэмы «Двенадцать».

Александр Александрович Блок:

Перейти на страницу: