– Я тебя, кажется, ясно спрашиваю? – снова заговорил, повышая голос, Королев. – Десять минут назад начальнику штаба звонили из Особого отдела. Говорят, что ты огласил там секретные данные – ну вот, всю эту петрушку с разведчиком. И вообще весь тон твоего сообщения был паническим. Хорошо, что попали на меня, а не на генерала. Тем не менее я должен ему доложить. Сам понимаешь, такими вещами не шутят. Ну, что скажешь?
– Докладывайте, товарищ полковник, – сухо и официально ответил Звягинцев.
– Ты меня не учи! – гаркнул Королев и ударил кулаком по столу. – Если бы не мое к тебе отношение, ты бы уже с генералом объяснялся! Ты понимаешь, что с тобой могут сделать под горячую руку и в такой момент?!
Он умолк, откинулся на спинку стула и некоторое время пристально глядел на Звягинцева.
Тот молчал.
– Значит, все правда, – сказал Королев и с досадой махнул рукой. – Я решил подождать, пока ты не явишься. Думал, что-нибудь скажешь в свое оправдание… Да что ты молчишь как истукан?! – снова взорвался он. – Говори, наплели на тебя или все правда?
– Все правда, – равнодушно сказал Звягинцев.
– Черт знает что! – буркнул Королев, встал и несколько раз торопливо прошелся по кабинету. Потом остановился перед неподвижно сидящим Звягинцевым. – Но как ты… посмел? – снова заговорил он. – Нервы не выдержали? В панику ударился?
Звягинцев вскочил со стула. В эту минуту он ненавидел Королева. Ненавидел не потому, что боялся наказания. Нет, совсем другие мысли владели им сейчас…
– Товарищ Королев, – твердо произнес он, пожалуй впервые называя его не по званию, не по имени-отчеству, – я коммунист. И меня послали говорить с коммунистами. И мой долг заключался в том, чтобы сказать им правду. И я не понимаю… как вы можете?.. А что, если… через несколько часов начнется война?!
Звягинцев стоял вытянувшись, казалось, что все его нервы напряжены до крайности, на лбу выступили капли пота. Он глядел на Королева в упор. Наступила тишина.
Королев как-то вяло махнул рукой и снова сделал несколько шагов по кабинету. Затем он вернулся к столу, сел, расстегнул воротничок гимнастерки, вытащил носовой платок и вытер им свою короткую жилистую шею.
– Ладно, – произнес он наконец, – будем считать, что особисты перегнули. До утра генералу докладывать подожду. Сядь, не на смотру стоишь…
Звягинцев сел. И опять ощутил огромную усталость. Он не чувствовал облегчения от сознания, что отодвинулась лично ему грозящая опасность. Он сейчас не думал об этом.
– Иди к себе, жди, – вполголоса сказал Королев.
– Нет, – покачал головой Звягинцев, – я хочу спросить…
– Чего еще спросить? – недовольно произнес Королев.
– Прежде всего, Павел Максимович, – уже менее официально сказал Звягинцев, – не могу ли я узнать конкретную причину общей тревоги? Что-нибудь случилось?
– Дальше.
– Ну… что означает эта неопределенная команда «ждать»?
– И еще?
– Опять все то же, Павел Максимович. Извини, но у меня такое впечатление, что на границе что-то произошло, но от нас это скрывают.
– Ясно, – усмехнулся Королев, – отвечаю по пунктам. Причина тревоги тебе известна – содержание телеграммы наркома ты узнал от меня еще днем: «возможны провокации». Это первое. Ждать тебе приказано потому, что всю необходимую работу по плану ты проделал еще днем. Ну, а насчет третьего твоего вопроса могу тебе ответить, что на границе все спокойно.
– Спокойно? – недоуменно повторил Звягинцев.
– Да, да, спокойно, мать их… – неожиданно громко выругался Королев. – Первый раз, первую ночь за целый месяц спокойно! Тихо! Точно все передохли.
Он вскочил с кресла и стал торопливо шагать по комнате.
– Что у них там происходит, хотел бы я знать!.. – тихо, будто про себя, пробормотал Королев.
…Но никто в штабе Ленинградского военного округа не знал и не мог знать, что в этот момент, в три часа двадцать минут утра по московскому и в час двадцать по среднеевропейскому времени, происходило по ту сторону внезапно затихшей, точно вымершей, советско-финской границы. И в других военных округах не знали и не могли знать, что делают в эти минуты немцы.
Но факт оставался фактом – на той стороне царила мертвая тишина. Казалось, спали леса. Безлюдны были поля. Медленно полз по брестскому железнодорожному мосту, пересекая советско-германскую границу, поезд с продовольствием и минеральным сырьем, отправляемым в Германию согласно договору. Два таможенных чиновника на ходу вскочили в поезд. Все как обычно. Но в эти минуты в палатке оперативных работников штаба немецкой армейской группы «Центр» раздался телефонный звонок – первый за долгие часы, и начальник оперативного отдела 24-го армейского корпуса доложил, что «с мостом все в порядке».
Не было сделано никаких комментариев, не было произнесено никаких поясняющих слов. Но говорившие по телефону знали, что речь идет о мосте, по которому танки Гудериана менее чем через час ринутся через Буг на Брест.
Шли минуты. На всех тщательно сверенных часах немецких штабных офицеров стрелки подходили к двум часам ночи по среднеевропейскому времени.