Блокада. Книга 1

Перед его глазами встали эпизоды из недавно виденного кинофильма, заслужившего высокую оценку в газетах: небо, почти невидимое за эскадрильями самолетов с красными пятиконечными звездами на крыльях, комбриг на командном пункте, читающий радиодонесение: столица врага, который вчера посмел начать войну против Советского Союза, обращена в руины…

Ему стало легче на душе.

– Так и будет! – убежденно сказал вслух Васнецов, услышал свой голос и повторил, на этот раз уже про себя: «Так и будет!..»

Он посмотрел на часы. Через пятнадцать минут соберутся члены бюро.

Васнецов снял трубку телефона прямой связи со штабом округа. Знакомый голос начальника на этот раз звучал хрипло, точно простуженный.

– Как положение? – коротко спросил Васнецов.

– Бомбят Ригу, Либаву, Каунас и Вильнюс, – с трудом скрывая волнение, ответил начштаба.

– А наши? – нетерпеливо прервал его Васнецов.

– Что? – переспросил генерал.

– Я вас спрашиваю о наших войсках! – громко, почти грубо крикнул Васнецов.

Ответом ему было молчание.

– Вы слышите меня? – еще громче произнес Васнецов. – Я спрашиваю, каково положение наших войск?

– Войска Прибалтийского округа ведут упорные бои, – не сразу ответил генерал.

Теперь умолк Васнецов. Потом он тихо произнес:

– Так… – И добавил уже обычным своим ровным, спокойным голосом: – Через пятнадцать минут состоится заседание бюро. Вы можете приехать?

– Так точно, – поспешно ответил генерал, – буду в пять ноль-ноль.

Васнецов повесил трубку. Потом встал и подошел к столику у стены, на котором стоял радиоприемник. Повернул верньер. Раздался мягкий щелчок, зажглась зеленая лампочка, освещая шкалу; откуда-то, точно из другого мира, послышался постепенно нарастающий гул. Затем он превратился в ровный, мягко гудящий фон, и на нем раздались громкие, отчетливо произнесенные слова:

– …рыбаки Охотского моря досрочно выполнили месячный план улова рыбы. Начиная с понедельника труженики моря – дальневосточники будут работать уже в счет июльского плана. Но сегодня у них уже в разгаре воскресный день. Тысячи рыбаков со своими семьями заполнили сады и парки…

Васнецов наклонился к приемнику. Горькая мысль о том, что страна еще не знает о несчастье, которое на нее обрушилось, пронизала его сознание, но тут же исчезла. Другая мысль целиком захватила его. Ведь этот голос, эти слова звучали из вчерашнего, еще мирного дня, они были как бы границей времени, разделенного на две части, и Васнецову на мгновение почудилось, что время остановилось и еще не настало сегодняшнее, страшное утро.

А диктор все говорил и говорил… Он произносил обычные, ставшие уже привычными слова, но для Васнецова они звучали сейчас как исполненные глубокого, незабываемого смысла.

Он еще ближе прильнул к радиоприемнику, хотя слышимость была отличной, и жадно ловил, точно впитывал в себя, все то знакомое, будничное, мирное, о чем сообщал диктор…

Потом порывистым движением выключил радиоприемник.

И сразу услышал через открытое окно звуки пробуждающегося города: редкие гудки автобусов, дребезжащие звонки трамвая…

И никто из тех людей, что ждали трамвая на остановке, кто ехал в автобусах, никто из тех, кто быстрыми шагами шел по тротуару, спеша на работу, – никто еще ничего не знал о нависшей над каждым из них опасности.

Эта мысль неожиданно поразила Васнецова своей трагичностью, и ему стало неимоверно тяжело, что он, один из тех, кому верят и на кого полагаются эти люди, не может ничего сделать для того, чтобы опасность прошла стороной, не коснулась их…

Раздался громкий звонок аппарата ВЧ – междугородной правительственной связи.

Васнецов бросился к нему с тайной, подсознательной надеждой, что этот звонок несет за собой нечто новое, важное, дающее всем событиям надлежащий ход.

Он схватил трубку, назвал свою фамилию и по первому же произнесенному на другом конце провода слову понял, что говорит секретарь ЦК.

В это время в кабинет стали один за другим входить вызванные члены бюро.

Васнецов внимательно слушал голос в трубке, время от времени односложно говоря: «Так… ясно… так…» – и предостерегающе поднимал палец, когда в комнату входил очередной участник предстоящего заседания.

Наконец он повесил трубку, тяжелым взглядом обвел уже рассевшихся за длинным столом людей и сказал:

– Товарищи, сегодня в двенадцать часов по радио будет объявлено, что началась война. Решение о мобилизации уже принято. Кроме того, в восьми республиках и шестнадцати областях и краях, включая Москву и Ленинград, объявляется военное положение. ЦК предлагает нам немедленно приступить к выполнению плана оборонных мероприятий. Андрей Александрович возвращается в город.

В двенадцать часов дня Молотов по поручению ЦК и правительства произнес короткую речь. Ее транслировали все радиостанции Советского Союза…

И полдень двадцать второго июня стал началом нового исторического периода в жизни советских людей.

С этого момента все то, что случалось раньше в жизни страны, семьи или отдельного человека, вспоминалось с обязательной приставкой: «до войны…»