Блокада. Книга 3. Война в зазеркалье

– Полк наш держал оборону Апшеронского, – сказал Ковтун. – Шла на нас дивизия генерала Руоффа. Полк полег весь, человек пять только выжило. Я сначала хотел к побережью идти, да потом встретил вот этих пацанов и передумал.

– Почему? – спросил хриплый, просматривая бумаги.

– Ну, один я может, и прорвался бы, а ребят на верную смерть тащить не захотел. Решил податься в горы – тут ведь, поди, пять стволов не лишние будут.

– Значит, так, – сказал хриплый, кладя документы Ковтуна в карман гимнастерки. – Кто вы такие, разбираться буду не я, а оперуполномоченный НКВД Кураков. А пока что руки за спину и вперед.

– Какой это Кураков? – обрадовался Ковтун. – Не Александр Павлович?

– Знакомы? – подозрительно спросил хриплый.

– Да служили вместе, еще до войны. Он же, Александр Павлович, тоже из кубанских казаков. Должен помнить меня.

– Ну, вот сейчас все и узнаем, – пообещал хриплый. Особенной доброжелательности в его голосе Леха не уловил.

«Что ж это такое, – думал Белоусов, чувствуя спиной холодный металл автомата, – свои же, а обращаются с нами, как с врагами! Того и гляди, расстреляют. Лучше бы мы затеяли бой с немцами, там, внизу, полегли бы как герои...»

Но их никто не расстрелял. Оперуполномоченный НКВД Кураков, большой, толстый мужчина с роскошными черными усами, действительно оказался хорошим знакомым дядьки Ковтуна.

– Ох, Ковтун, старый ты разбойник, – сказал он, обнимая приятеля. – Сколько ж лет мы с тобой не виделись?

– Три года, Сашко. Ты тогда в оперуполномоченные ушел, а я остался в полку молодых обучать.

– Точно! Твои хлопцы? – энкавэдешник ткнул пальцем в Белоусова.

– Теперь уж мои. Я их с-под Майкопа выводил.

– Ну, молодец, – Кураков прошелся вдоль понуривших головы казаков. – Хорошее дело сделал. Что грустим, орлы? Кончилось ваше отступление. Здесь теперь будет ваш рубеж, на нем будем стоять и с него не сойдем. Все ясно?

– Так точно, товарищ капитан!

– Ну, тогда сейчас идите, похлебайте щей и спать. Завтра отдыхать не придется.

После сытного ужина – первого за все дни их скитаний по горам – новоприбывших разместили на ночлег. Им выделили большую брезентовую палатку, в которую могло бы запросто поместиться десять человек. На полу лежали новенькие спальные мешки, но кроме четверых молодых казаков, в палатке больше никого не было.

Леха устроился в самом дальнем углу, так, что с левого бока у него было брезентовое полотнище. Повертелся, устраиваясь в мешке поудобнее. После ночевок на голой земле палатка казалась раем. Вот только сон почему-то не шел, перед глазами вставало то перекошенное лицо фрица, зарезанного Ковтуном в урочище, то каменная физиономия эсэсовца, которого они пытались подстрелить у реки.

Потом он все-таки задремал, но спал плохо и чутко, потому что посреди ночи вдруг проснулся от тихих голосов за стенкой палатки. Разговаривали двое, и один из них был точно дядька Ковтун.

– Как же такое вышло? – спрашивал он кого-то. – Не моего ума это дело, конечно, но подумай сам – здесь же важнейший стратегический пункт! Если его не удержать, немец через неделю будет в Черном море купаться! Наши братишки кровь проливают под Туапсе, только чтоб фрицы к побережью не вышли, а выходит, что зря? Если можно здесь пройти, через горы, зачем тогда Туапсе? Новороссийск зачем?

– Прав ты, сержант, – ответил второй голос – тусклый и глуховатый, – не наше это дело – обсуждать стратегию. Стратегией генералы в штабах занимаются. Наше дело – кровь проливать.

– Да крови-то не жалко, жалко ее зазря пролить! Я ведь как думал: на перевалах стоит 46-я армия, значит, они укреплены, как надо... А тут получается, у вас одна-единственная рота перевал держит? Даже не батальон!

– А это ты не мне скажи! – разозлился второй. – Это ты генералу Сергацкову расскажи! Здесь полк должен был стоять, понимаешь? А вместо полка – три роты, одна моя, две других в ущелье Клыч. Я звоню в управление 46-й армии, прошу меня соединить с Сергацковым, а меня соединяют почему-то с генералом Петровым из НКВД! Оказывается, он теперь возглавляет штаб войск обороны Кавказского хребта! Что за войска обороны? Та же 46-я армия, только непонятно, кто кому подчиняется. То ли Петров Сергацкову, то ли наоборот! А в результате у меня под началом девяносто пять солдат, и я с ними должен остановить этих твоих эдельвейсов![17]

– Уже сто, – поправил собеседника Ковтун. – С нами пятерыми считая. Но положение, конечно, аховое.

– Против дивизии не выстоим, – голос стал как будто еще тусклее и тише. – Сколько, говоришь, сил у этого твоего Ланца?

– До хрена и больше. Слушай, капитан, а можешь ты сейчас вот прямо позвонить в штаб и ошарашить их? Я так понимаю, никто там, в Сухуми, не верит, что немцы могут пройти через горы, оттого и не дают тебе подкреплений. А ты скажи, что фриц уже на пороге стоит! Что у тебя совершенно точные сведения! Пусть хоть полк пришлют, уже легче станет.

– «Хоть полк»! – передразнил его капитан. – Да я спасибо скажу, если те две роты, что внизу сидят, ко мне поднимутся!

Он закашлялся, сплюнул, проворчал что-то невнятное себе под нос.

– Ну так позвонишь? – спросил Ковтун.