– Какие еще представители? – недовольно спросил Федюнинский, отстранил замешкавшегося в дверях адъютанта и вышел.
– Из Ленинграда, товарищ командующий, – ответил адъютант, едва поспевая за быстро шагавшим Федюнинским.
– Ладно, – не оборачиваясь, сказал генерал, – сейчас разберусь.
Подходя к своей землянке, он увидел ожидавших его людей. Один был в полушубке с поднятым воротником, почти скрывавшим его лицо, другой – в меховом реглане.
Тот, что в полушубке, протянул командующему руку:
– Здравствуйте, Иван Иванович!..
Другой, подойдя, молча приложил руку к фуражке.
Только сейчас Федюнинский узнал прибывших – уполномоченного ГКО Павлова и командующего Ладожской военной флотилией капитана первого ранга Черокова.
Чероков был среди встречавших Федюнинского, когда тот прибыл в 54-ю армию, его КП находился в Новой Ладоге, в двух десятках километров от штаба 54-й, поэтому, увидев Черокова, Федюнинский не удивился. Но зачем сюда прилетел из Ленинграда Павлов?
– Какими судьбами, Дмитрий Васильевич?! – воскликнул Федюнинский. – Здравствуйте, Виктор Сергеевич!
– Решил проводить к вам на КП продовольственного комиссара, – с улыбкой объяснил Чероков. – Боялся, что заблудится.
– Так чего же мы стоим? Проходите, товарищи! – пригласил гостей командующий и первым стал спускаться по обледенелым, скользким ступеням.
В землянке было жарко от раскаленной почти докрасна железной печурки.
– Раздевайтесь, товарищи, – говорил Федюнинский, с трудом отключаясь от владевших им мыслей.
Снял полушубок, повесил на вбитый в бревенчатую стену гвоздь. Павлов и Чероков тоже разделись.
– Ну, прежде всего – поесть. Время как раз обеденное, – потер руки Федюнинский и, вызвав адъютанта, приказал: – Поесть гостям!..
– О нас не беспокойтесь, товарищ командующий, – начал Чероков.
– О вас, капитан первого ранга, я не беспокоюсь, – усмехнулся Федюнинский, – вы, как и я, – на Большой земле. Я вод Павлова хоть раз досыта накормить хочу.
– О еде будем думать после, – сумрачно сказал Павлов. – Я к вам за другим, Иван Иванович. По сведениям, которыми располагает Военный совет фронта, дело с Волховом обстоит очень плохо.
– Да, положение крайне тревожное, – сразу помрачнев, ответил Федюнинский.
– Где сейчас находится противник? – спросил Чероков.
– Как вам известно, мои войска в районе Волхова непосредственного соприкосновения с противником не имеют. Но знаю, что на сегодняшний день немцы от города километрах в шести.
– Уже?! – ахнул Павлов. – Когда я вылетал из Ленинграда, данные были иные.
– Противник на месте не стоит…
– Иван Иванович! – весь подавшись вперед, сказал Павлов. – На побережье, в Новой Ладоге, скопилось большое количество продовольственных грузов. Самолетами их не перебросишь. Мы ждем, когда станет Ладога. Надеемся перевезти их в Ленинград по льду. Но ведь от Волхова до Ладоги – только двадцать пять километров! Если противник захватит Волхов… Я хочу вас спросить: можно ли быть уверенным, что запасы, сосредоточенные в Новой Ладоге, не попадут в руки врага?
– Подойдем к карте, – предложил Федюнинский и поднялся из-за стола.
Большая карта висела на стене землянки. Федюнинский показал, где в данный момент проходит линия фронта, сухо информировал о складывающейся обстановке.
– Следовательно, на сегодняшний день, – медленно проговорил Павлов, – судьба Новой Ладоги фактически зависит от войск четвертой армии, а они продолжают отступать. Так?
– На сегодняшний день и час – так, – ответил Федюнинский. – Мы, разумеется, сделаем все от нас зависящее, чтобы враг не прорвался к Ладоге. Но ручаться пока что не могу.
– Как же быть с продовольствием? – не отрывая взгляда от карты, спросил Павлов.
Федюнинский не ответил. Молча вернулся к столу, сел. Сели и Павлов с Чероковым.
Неслышно вошедший ординарец командующего поставил на стол хлеб, большими ломтями нарезанную колбасу, консервы, бутылку «Московской», стаканы.
Федюнинский заметил, что Павлов с каким-то недоумением и даже испугом смотрит на тарелки с едой.
– Что глядишь, Дмитрий Васильевич? – спросил он. – За один присест десятидневную норму ленинградскую расходуем?
– Вы сами недавно из Ленинграда, Иван Иванович, – с горечью проговорил Павлов. – Но сейчас положение гораздо тяжелее, чем в октябре. За первую неделю ноября в городе зарегистрировано несколько тысяч – тысяч! – случаев смерти от голода… Вся надежда была на запасы продовольствия в Новой Ладоге и на обходную трассу… Но теперь… Что же нам делать с этим продовольствием? Неужели…
Тут он оборвал себя на полуслове – высказать вслух мучившую его мысль Павлов был не в силах. Он не мог смириться с тем, что, если немцы овладеют Волховом и устремятся к ладожскому побережью, запасы продовольствия в Новой Ладоге придется уничтожить. Уничтожить продовольствие, облить бензином и сжечь тысячи тонн муки, крупы, сахара, в то время когда в Ленинграде люди умирают от голода!
Павлов на мгновение представил себе, как пляшет на берегу озера пламя, сжигающее как бы саму жизнь ленинградцев, и лицо его исказила болезненная гримаса.
Федюнинский понял, в каком состоянии находится уполномоченный ГКО.