Блокада. Книга 4

«Граждане!.. Воздушная тревога! Граждане!.. Воздушная тревога! Движение по улицам прекратить… Населению укрыться!..»

– Этого еще не хватало! – со злостью озираясь вокруг, проговорил Суровцев.

– Ну… я тогда побегу, товарищ капитан, может, прорвусь… – торопливо проговорил Савельев.

– Стой! – приказал Суровцев. – На патруль хочешь нарваться?

Он лихорадочно обдумывал, что делать.

В эту минуту из ближайшего переулка вышли трое военных с красными повязками на рукавах и противогазами через плечо. Они задержались на углу, внимательно оглядывая быстро пустевшую улицу.

– За мной! – скомандовал Суровцев, хватая Савельева за рукав ватника. Они повернулись и побежали.

Загрохотали зенитки.

– Давай за мной! – торопливо повторил Суровцев, отыскивая взглядом место, где можно было бы укрыться.

Подъезд ближайшего дома находился от них метрах в тридцати. Когда Суровцев и Савельев вбежали в него, оказалось, что там уже стоят человек десять.

С верхних этажей сбегали женщины с детьми. Они не задерживались в подъезде, а спускались дальше, по ведущей, видимо, в подвал узкой темной лестнице.

К выстрелам зениток присоединялись далекие взрывы фугасок, потом бомба разорвалась где-то близко, раздался грохот обвала.

– Что же, граждане, особого приглашения, что ли, ждете? – громко спросил кто-то сзади.

Суровцев обернулся и увидел пожилую женщину в ватнике, с красной повязкой на рукаве и противогазом через плечо.

– А вы, товарищ командир, чего стоите? – обратилась она уже непосредственно к Суровцеву. – Вам пример населению положено показывать, а вы нарушаете! Вниз давайте, все вниз!

Люди, столпившиеся в подъезде, стали спускаться по узким, выщербленным каменным ступеням. Суровцев и Савельев молча последовали за ними.

Протиснувшись в узкую дверь, Суровцев сначала ничего не мог разглядеть в темноте. Он только чувствовал, что находится в сыром, холодном и, очевидно, большом подвальном помещении, потому что люди, проходя вперед, как бы растворялись в темноте, и шаги их постепенно замирали.

Нащупал справа от себя стену, сырую и холодную. Встал около нее.

В этот момент откуда-то сверху забрезжил едва рассеивающий темноту свет, и в дверях появилась та самая дежурная с красной повязкой. В руке у нее был фонарь «летучая мышь». Язычок пламени чуть вздрагивал.

Дежурная обернулась и, убедившись, что на лестнице никого не осталось, с грохотом захлопнула за собой обитую железом дверь, опустила щеколду.

При тусклом свете фонаря Суровцев увидел, что Савельев стоит в двух шагах от него. Тот тоже заметил капитана, кивнул на запертую дверь и пожал плечами.

Суровцев огляделся. Очевидно, это была котельная, теперь бездействующая. Вдоль стен тянулись покрытые ржавчиной и каплями влаги трубы, в центре возвышалось какое-то металлическое сооружение, похожее на котел. Сюда дежурная и поставила свой фонарь, а сама вернулась к закрытой двери и уселась там на табуретку.

В убежище было много народу. Люди сидели на установленных рядами в глубине подвала скамьях, некоторые расположились на матрацах, постеленных на деревянные лежаки. Очевидно, они были жильцами этого дома. Те же, кто оказался здесь случайно, стояли у стен.

Суровцев прислушался, ему показалось, что стрельба наверху прекратилась.

– Наверное, был отбой, – тихо сказал он Савельеву.

– Сейчас проверим, – отозвался тот и решительно направился к двери.

– Ку-да? – угрожающе произнесла дежурная, приподнимаясь с табурета и кладя руку на щеколду.

– Да взглянуть, может, затихло? – неуверенно проговорил Савельев.

– Я те взгляну! Голову на плечах таскать надоело? Уши есть, радио для кого установлено?

Савельеву пришлось вернуться на свое место, к стене.

– Куда тебя понесло? – сказал ему Суровцев.

– Да ведь тут, как в склепе, будто крысы в мышеловке.

– Ничего теперь не поделаешь, придется ждать.

Только сейчас, прислушавшись, Суровцев различил тихий, но частый стук метронома. Однако где именно установлен репродуктор, определить в полутьме было трудно.

Донесся звук близкого взрыва. В фонаре дрогнул язычок пламени.

Люди в убежище притихли. Они сидели, лежали или стояли с какой-то молчаливой покорностью, видимо привыкнув уже к пребыванию в таких вот подвалах. Только когда сверху доносился особенно сильный взрыв бомбы или разрыв снаряда, все, точно по команде, поднимали головы и на несколько секунд застывали в настороженном, тревожном ожидании.

Вынужденное бездействие раздражало Суровцева. Взглянув на часы, он увидел, что уже половина шестого. Неизвестно, сколько продлится тревога. А ведь ему предстоял еще длинный путь, причем с наступлением темноты опасность быть задержанным патрулем возрастала.

От нечего делать стал постукивать согнутым пальцем по влажной стене, стараясь определить ее толщину. Это легкое постукивание и привлекло к нему внимание сидевшей у двери дежурной.

Она оглядела Суровцева, взгляд ее остановился на его висевшей на перевязи руке – Суровцев умышленно не снял перевязь, надеясь, что к раненому патруль будет меньше придираться, – и решительно сказала:

– А ну, граждане, дадим посидеть раненому командиру!