Блокада. Книга 4

Не меньшую остроту приобрел и другой вопрос: когда наконец замерзнет Ладога и по ее льду можно будет пустить машины с грузом?

Жданов собрал у себя ученых и моряков. Их мнения оказались противоречивыми. Лагунову было поручено продолжить консультации с гидрологами, метеорологами, гляциологами и обратиться к опыту рыбаков, живущих на ладожском побережье…

И вот сейчас Лагунов докладывал:

– То, что удалось выяснить, сводится в основном к следующему. Никто систематических наблюдений за температурой воды в Ладоге не вел. Работники Гидрологического института и гидрографическая служба Балтфлота утверждают, что первый снег над озером нередко выпадает уже в сентябре…

К Лагунову Жданов всегда относился с большим доверием и симпатией. Однако на этот раз раздраженно прервал генерала:

– Сегодня шестое ноября, товарищ Лагунов, и сентябрь нас не интересует. Мы хотим наконец узнать, когда на Ладоге устанавливается твердый ледяной покров. Вы выезжали на побережье?

– Да. Два раза за истекшие сутки. И тем не менее, – твердо сказал Лагунов, – я убежден, что на ваш вопрос, Андрей Александрович, с определенностью ответить невозможно.

Он сделал паузу, ожидая, что Жданов заговорит снова, но тот молчал.

– Дело в том, – продолжал Лагунов, – что, как я уже сказал, до сих пор ледовый режим озера систематически не изучался, в этом не было практической необходимости. Нам удалось разыскать в архивах доклад смотрителя маяка Сухо некоего Захарова, опубликованный в «Известиях Русского географического общества» за тысяча девятьсот пятый год. Книга у меня с собой, и я просил бы разрешения зачитать из нее небольшую выдержку. Это – свидетельство очевидца.

Жданов хмуро кивнул.

Лагунов вынул из лежавшего перед ним на столе портфеля книгу в выцветшем дерматиновом переплете с торчащей из нее красной картонной закладкой, раскрыл и громко прочел:

– «Озеро без числа раз замерзает, и лед ломается и уносится. И так в продолжение трех месяцев. Редко когда лед простоит неделю на одном месте. Все озеро никогда не замерзает. В продолжение тридцати лет я еще не видел на нем сплошного льда».

Лагунов захлопнул книгу.

– Нас интересует сейчас не все озеро, а Шлиссельбургская губа, – сдвигая густые брови, сказал Васнецов.

– Так точно, – подтвердил Лагунов, – к этому я и хотел сейчас перейти. Согласно наблюдениям местных жителей, которых я опрашивал лично, наиболее ранний ледостав в Шлиссельбургской губе наблюдался в середине ноября, а самый поздний – под Новый год. Разумеется, даты эти приблизительные, поскольку льдообразование – процесс сложный, происходящий не в один день. Кроме того, в течение всей зимы на Ладоге свирепствуют бураны и штормы, происходят подвижки льда. Местные жители рассказывают, что даже в самые сильные морозы на льду остаются широкие полыньи. Они утверждают, что на мелях торосистый лед образует валы высотой в несколько метров… Разумеется, это – чисто визуальные наблюдения…

– Товарищ Лагунов! – снова нетерпеливо произнес Васнецов. – Нам не нужны сейчас общие рассуждения. Мы хотим знать, когда станет Ладога в этом году. Вы должны, наконец… – Но тут он понял, что требует невозможного, и сдержанно, точно извиняясь за резкость, сказал: – Продолжайте, пожалуйста.

– Удалось установить, – заговорил Лагунов, по-прежнему ровно и спокойно, – что ледовый режим губы аналогичен режиму Невы, точнее, тесно с ним связан. А сведения о замерзании Невы у нас имеются, причем за очень долгое время…

На лицах всех, кто слушал его, тревога сменилась надеждой.

– О чем же говорят эти сведения? – спросил Хозин.

– О том, товарищ командующий, – ответил Лагунов, – что среднеарифметическая дата замерзания Невы – двадцать шестое ноября. Принимая во внимание раннюю зиму нынешнего года, можно полагать, что и Шлиссельбургская губа покроется льдом в ноябре.

– Но какой толщины будет лед?! – воскликнул Жданов, нервно гася папиросу о дно массивной стеклянной пепельницы.

Лагунов пожал плечами:

– Этого, Андрей Александрович, предсказать нельзя…

Да, этого предсказать не мог никто. Но именно от того, когда замерзнет Ладога, зависела судьба ленинградцев. Жизнь впроголодь, жизнь на самой границе со смертью, но все-таки жизнь – в том случае, если лед на озере станет достаточно прочным хотя бы во второй половине ноября и по нему удастся проложить дорогу в несколько десятков километров. В ином случае городу угрожала гибель…

Две тысячи тонн продовольствия в день были тем минимумом, который требовался, чтобы поддерживать существование городского населения и накормить войска. Перебросить такой груз по воздуху было невозможно.