Блокада Ленинграда. Дневники 1941-1944 годов

Сегодня наш уважаемый культпроп тов. К.Г.Ш. заявил мне, что на него произвела очень плохое впечатление научный сотрудник Д.С. Б-ва, которая ему высказывала свое колебание, выразившееся в пожелании уехать из Ленинграда. Я ему напомнила, что я уже обращали внимание на то, что Бердникова все время занята своими личными делами: перетаскивает <…> вещи в разные квартиры, мотивируя тем, что живет в верхнем этаже и боится возможного пожара от бомбардировок. Все это допустимо, но не в ущерб порученной партийной работе, а она все время срывает агитработу на участке, куда она прикреплена в качестве агитатора. Я уже с ней имела серьезный разговор по этому поводу, и она обещала исправиться. Она, видимо, все еще не может прийти в себя после приезда из Кальварии[9], где ее застала война и откуда она приехала с первыми эшелонами беженцев, а муж ее – комиссар дивизии – пропал без вести. Но, казалось бы, тем более она должна бы была питать неукротимую ненависть к фашистам и проявлять готовность бороться с ними до конца, не жалея жизни.

Да, видимо, верно говорят: наш комсостав оказался не на высоте, и на фронте в первые дни многие командиры бежали от фашистов в большой панике. Конечно, не все, но были такие случаи.

В воскресенье 10 августа приезжал мой брат Семен на несколько часов с фронта в Ленинград. Настроение у него высокопатриотическое. Он возмущался (так же как я слышала от других до его приезда) паническим бегством с фронта частей нашей Красной армии в первые дни войны. Причем он обвинял в этом наших командиров, которые за годы мирного строительства обросли жирком и при первом же натиске врага побросали оружие и стали спасать свое личное имущество. Красноармейцы же, наоборот, показывали образцы мужества и отступали последними, не имея руководителей. <…>

Как все это печально слышать! <…> Семен утверждает, что там, где командование <.. > на высоте, там фронт держится твердо, и что все дело в командирах, а красноармейцы выказывают готовность драться. <…>

В Ленинграде неспокойно. Ходят тревожные слухи. Вчера услышала <…>, будто бы немцы взяли Кингисепп. Спросила об этом в райкоме. Инструктор на это уклончиво ответил, что никто ничего не знает. Такой ответ похож на подтверждение, а я ждала категорического опровержения <…> [Е. С-ва][10].

«Ленинград, Главкому Севзап. Ворошилову,

Члену Военного совета Жданову.

Ставка считает, что наиболее опасным направлением продвижения противника является восточное направление в сторону Новгорода, Чудова, Малая Вишера и дальше через реку Волхов. Если немцы будут иметь успех в этом направлении, то это будет означать обход Ленинграда с востока, перерыв связи между Ленинградом и Москвой и критическое положение Северного и Северо-Западного фронтов. При этом вероятно, что немцы сомкнут здесь свой фронт с фронтом финнов в районе Олонец. Нам кажется, что Главком севзап не видит этой смертельной опасности и потому не предпринимает никаких особых мер для ликвидации этой опасности. Ликвидировать эту опасность вполне возможно, так как у немцев сил здесь немного, а подброшенные нами на помощь новые три дивизии при умелом руководстве могли бы ликвидировать опасность. Ставка не может мириться с настроениями обреченности и невозможности предпринять решительные шаги, с разговорами о том, что уже все сделано и ничего больше сделать невозможно.

Ставка приказывает:

Первое. Собрать в кулак часть действующих и подошедших дивизий и вышибить противника из Новгорода.

Второе. Ни в коем случае не допускать перерыва Октябрьской жел. дор. линии и распространения противника на восточный берег Волхова, прочно удерживая за нами район Новгород – Чудово – Тосно.

[17 августа 1941]».

18 августа 1941 года

Сегодня было убийственное сообщение с фронта: наши войска оставили Николаев и Кривой Рог. Все ходят как убитые. Такие тяжелые потери на фронте, что никто не ожидал! Нет, так дальше нельзя! Что-то тут не ладно. В чем дело. В чем дело? Почему такие поражения терпит наша армия? Газеты пишут все о тяжелом положении немецкой армии, а они все прут вперед. <…>

Лурье сообщил сегодня, что его вчера вызывали в Смольный и интересовались планами внутренней обороны Петрограда в 1918-м. Говорят, фашистам удалось уже взять Волосово, это всего несколько часов езды от Ленинграда.

Сегодня Бердникова пришла просить, чтобы я отпустила ее к детям. Я сначала ей резко сказала, что она не хочет спасать Ленинград, а в первую очередь себя.

– Но у меня же дети! – воскликнула она.

– Так у нас всех есть дети.

Потом позвонила секретарю райкома Л-у и спросила его, какой порядок намечается эвакуации женщин-коммунисток, у которых дети эвакуированы. Он ответил, что их будем эвакуировать в последнюю очередь, дней через 10–15.

Лурье сказал, что в горкоме никого из матерей задерживать не собираются.

Тогда я сказала Бер-вой, что если она сможет достать талон на посадку и эвакуироваться через ЛВО, то мы ее отпустим. Она стала хлопотать.