Развернувшиеся бои носили весьма напряженный, кровопролитный характер. «Противник оказывает исключительно упорное противодействие, и продвигаться приходится лишь с боями от одного опорного пункта к другому», — писал Талвела 12 июля в своем дневнике.[142]
Финские войска несли ежедневно большие потери. Общее количество их составляло в июле около 6 700 убитыми и пропавшими без вести, а число раненых достигло 25 тысяч.[143]К 14 июля войскам VI армейского корпуса ценой значительных потерь удалось вынудить часть сил 7-й армии отойти в район Сортавала. Наряду с этим стало развиваться быстрое продвижение в Южной Карелии к реке Свирь и к Петрозаводску. Но советское командование, создав на пути продвижения финских войск две оперативные группы, нанесло контрудары по наступавшим. В результате темп продвижения их резко спал. С учетом того, что группа армий «Север» опаздывала с выходом к намеченным рубежам, финские войска 25 июля остановились на Тулоксенском и Суоярвинском участках. 29 июля генерал Талвела записал в своем дневнике: «Маршал категорически запретил продвигаться вперед… Продвижение немцев приостановилось на основном театре военных действий в России и нам надо выяснить, когда же начнется наступление там».[144]
Затормозилось также наступление финских частей в северной и средней Карелии, где они встретили упорное сопротивление советских войск на подступах к Кировской железной дороге.
Маннергейм не ожидал, что так будет складываться оперативная обстановка. В этих условиях в финской ставке было принято решение перейти к активным боевым действиям на Карельском перешейке. 30 июля Маннергейм отдал приказ о наступлении II армейского корпуса в направлении Хиитола-Кексгольм, которое прикрывали на 105-ти километровом участке 142-я и 115-я дивизии 23-й армии. Бои приобрели здесь исключительно ожесточенный характер.
Вместе с тем военные действия на советско-финляндском фронте вынуждали финскую дипломатию решать весьма сложные для нее задачи. Требовалось демонстрировать взаимодействие с Германией, но это неминуемо вело к дальнейшему обострению отношений с Англией и США.
Уже на следующий день, после перехода Карельской армии в наступление навстречу немецким войскам, финский посланник в Лондоне Г. А. Грипенберг получил неофициальную информацию о том, что в английском руководстве циркулируют слухи, согласно которым с Финляндией, «возможно, будут разорваны дипломатические отношения».[145]
Затем эта проблема стала открыто обсуждаться в парламенте Великобритании, что указывало на неблагоприятное для Хельсинки развитие событий. Это подтверждала и информация из Вашингтона. Как докладывал в Хельсинки финляндский посланник Прокопе, в госдепартаменте США отмечали «желание всеми силами повлиять на то, чтобы финско-английские отношения не были разорваны». Здесь же указывалось, что «если Англия станет помогать России в Мурманске, то тогда финские войска окажутся в состоянии ведения военных действий и против англичан».[146]Действительно, такой ход развития событий на восточном фронте вовсе не мог быть исключен, поскольку в это время шли интенсивные советско-английские переговоры о возможности открытия Великобританией военных действий в районе Мурманска и Петсамо.[147]
Трудно сказать, насколько тогда реально в Лондоне думали идти на полный разрыв с Финляндией и вести на крайнем севере военные действия. Но финское руководство само в данном случае заняло весьма жесткую позицию.21 июля министр иностранных дел Виттинг поставил перед английским посланником в Хельсинки вопрос о необходимости сокращения британского представительства в финской столице.[148]
Такое заявление, естественно, не было вызвано чисто дипломатической необходимостью, связанной с финско-английскими отношениями. Финляндия просто вынуждена была сворачивать свои отношения с теми государствами, с которыми Германия находилась в состоянии войны, и демонстрировать свою преданность ей. К тому же, тогда немецкий посланник в Хельсинки проявлял очень большой интерес к отношениям Финляндии с Англией и давал по этому поводу весьма подробную информацию в Берлин.[149] Внимание Германии к этому вопросу, естественно, не могло не замечать финское руководство.Спустя три дня после заявления Виттинга по поводу необходимости сокращений в английском представительстве в Финляндии, министр иностранных дел потребовал полного прекращения работы военного, торгового и информационного секторов британского представительства в Хельсинки,[150]
что означало уже очевидное свертывание его нормальной работы. Более того, 28 июня в момент, когда немецкие войска выходили к границам Ленинградской области, а финское командование готовилось перейти в наступление на Карельском перешейке, английскому посланнику сообщили о желании финской стороны довести до конца процесс ликвидации представительства Великобритании.[151]