Блокада. Том 2

— Не будем преувеличивать, — желчно усмехнулся генерал. — Ваш полк стоит в двух километрах от окраины Петербурга, точнее — от больницы Фореля. Так? — И, не ожидая ответа, задал новый вопрос: — Кстати, вам неизвестно, кто такой этот Форель?

Данвиц был застигнут врасплох. Все, что относилось к «той земле», к «тем людям», было для него загадкой, которую он никогда не старался разгадать. Больница Фореля представлялась ему всего лишь условным топографическим знаком на карте и грудами битого кирпича на местности.

— О Фореле мне ничего не известно, господин генерал, — несколько растерянно ответил Данвиц. — Смею полагать, что этот Форель был владельцем больницы.

Фельдмаршал и генерал насмешливо переглянулись.

— Оберст-лейтенант — смелый, боевой офицер, — великодушно заметил фон Лееб, обращаясь как бы одновременно и к Данвицу и к генералу. — Но он, к сожалению, плохо еще знает Россию. В этой стране давно нет владельцев, здесь ничто и никому не принадлежит.

— Если верить большевистской доктрине, господин фельдмаршал, в этой стране все принадлежит… так сказать, народу! — иронически уточнил генерал.

— Наш начальник штаба — знаток большевистских доктрин, — поощрительно улыбнулся фон Лееб, и Данвиц понял, что перед ним генерал-лейтенант Бреннеке.

Фамилию начальника штаба группы армий «Север» он, конечно, слышал не раз, однако встречаться с ним не приходилось. Поэтому, как только фон Лееб произнес слова «начальник штаба», Данвиц сделал полуоборот в сторону генерала и попытался щелкнуть каблуками, что было довольно затруднительно на толстом, ворсистом ковре.

— Подойдите к карте, оберст-лейтенант, — сказал Бреннеке. — Хочу, чтобы вы вполне уяснили себе смысл захвата нами Тихвина.

Сам он тоже подошел к стене, прикрытой бархатными шторами, и потянул за толстый витой шнур. Шторы медленно раздвинулись, открывая огромную карту Северо-Восточного фронта немецкой армии.

— Вот Тихвин! — сказал Бреннеке, упирая указательный палец в черный кружок восточнее Ленинграда. — Захват этого небольшого, в сущности, города обрекает Петербург на страшный голод. До сих пор весь поток продовольственных грузов из глубины страны шел туда через тихвинский железнодорожный узел. Но это еще не все. Части нашего первого армейского корпуса под командованием генерала Шмидта сейчас успешно продвигаются на север по обе стороны реки Волхов. Вот здесь, — Бреннеке провел пальцем снизу вверх по извилистой голубой линии. — И если нам удастся захватить город Волхов — а я в этом не сомневаюсь, — то Петербург упадет к нашим ногам, как спелое яблоко. По данным разведки, и сами русские уже не рассчитывают удержать Волхов. Иначе зачем бы они минировали там главный промышленный объект — электростанцию?

— Эту станцию большевики считают чем-то вроде национальной святыни, — вмешался фон Лееб. — Говорят, что ее освятил сам Ленин.

— Простите, господин фельдмаршал, — внешне почтительно и вместе с тем тоном скрытого превосходства сказал Бреннеке, — священники исчезли у русских почти так же давно, как и владельцы больниц. Ленин же и вовсе не был священником. С вашего разрешения, я внесу поправку: Волховская электростанция строилась по приказанию Ленина.

— Я же говорил, что начальник штаба у нас отменный знаток большевистской России, — дребезжащим смешком отозвался на это фон Лееб, и его монокль выскочил из глазницы.

Водворив непослушное стеклышко на прежнее место, фельдмаршал подошел к карте и продолжил назидательную беседу с Данвицем:

— Самое главное вот в чем. Захват Тихвина предопределяет выход войск генерала Шмидта к Свири, на соединение с финнами. А взятие города Волхова будет означать прорыв вот сюда, к юго-восточному побережью Ладоги. — Фон Лееб вытянул палец и длинным, заостренным ногтем прочертил на карте глубокую бороздку. — До сих пор, — продолжал он, опустив руку, — у русских остается незащищенным правый фланг их пятьдесят четвертой армии. Перегруппировать сюда какие-то части из Петербурга они, конечно, не рискнут. Таким образом, у нас есть реальная возможность отрезать эту армию и выйти к Ладожскому озеру. Это — дело ближайших дней…

Данвиц сосредоточенно глядел на карту. Он не пропустил ни одной важной детали из того, что говорили сначала Бреннеке, а потом фон Лееб. Но не Тихвин, не Волхов, не Ладога приковывали к себе его взгляд. По этой очень наглядной карте Данвиц пытался еще раз проследить весь тот путь, те сотни километров, которые прошел он от границ Восточной Пруссии до Петербурга. Длинный, мучительный, кровавый путь!..