Блокада в моей судьбе

«Дорогой жизни» по апрельскому талому льду Ладожского озера

Но все, даже самое тяжелое, когда-нибудь заканчивается. Так случилось и с нами. Однажды пришел отец и сообщил, что мы включены в список на эвакуацию. Помню, родители обсуждали вопрос, ехать или не ехать. Дело в том, что было уже начало апреля.

Стояли солнечные дни, кругом таял снег. «Дорога жизни» по льду Ладожского озера доживала последние дни и была очень ненадежной. Да и мы, дети, не рвались в эвакуацию. Но отец, помнится, выдвигал такой довод, что его могут в любой момент послать на фронт и мы сразу окажемся без поддержки. В конце концов решили ехать. Сейчас я думаю, что ехать нам или не ехать – зависело не только от нашего желания.

Списки на эвакуацию утверждались руководством и подлежали исполнению.

Запомнился день, предшествующий отъезду, 4 апреля 1942 года. Был солнечный, весенний день. Я проснулся грустным, потому что уезжать не хотелось. Мне казалось, что самое страшное уже позади. Здесь, в Ленинграде, оставался отец. Тут шла война. Что нас ждало в эвакуации, мы не знали. С такими мыслями я вышел на двор.

Немцы, как обычно, приступили к обстрелу города. Делали это они методично, аккуратно, по часам. Первый обстрел проводили с 8 до 9 утра, второй с 11 до 12, третий – с 17 до 18 часов. На этот раз им ответили наши батареи. Особенность этой ситуации состояла в том, что все ленинградцы оказывались невольными участниками смертельной лотереи. Каждый раз снаряд, чудовищная стальная чушка, начиненная взрывчаткой, могла упасть на голову любому. Но человек ко всему привыкает. Наверное, это можно объяснить неспособностью нервной системы быть столь длительное время в состоянии постоянного стресса и чрезвычайного напряжения. Как бы там ни было и как бы это не называлось, но к артобстрелам мы привыкли.

Я уже собирался уйти домой, как началось нечто необычное, нечто такое, от чего мы уже давно отвыкли. Ведь всю зиму немцев в небе Ленинграда не было. А в этот день они совершили на город воздушный налет. Зазвучали сирены воздушной тревоги. Но мы никуда на сей раз не побежали, потому что в небе было много интересного. Стоял сплошной гул от выстрелов нашей зенитной артиллерии. Вспыхивали облака от взрывов зенитных снарядов. Несколько раз внезапно появлялись и так же исчезали наши истребители. Чувствовалось, что дело начинает склоняться в нашу пользу.

И вот в такой обстановке нам приходилось уезжать. В этот день мама устроила генеральную баню. Проблем с водой и топливом уже не было, поэтому помылись на славу. Вечером пришел папа.

Принес немного кильки и еще какой-то снеди. Посидели за скромным столом. Папа с мамой выпили по рюмочке водки. Папа нам высказал напутствия, обычные в таких случаях. Особо нажимал на то, что предстоит догонять других детей в учебе. Ведь в период блокадной зимы школы в Ленинграде не работали. В заключение вечера наши родители предложили всем вместе прогуляться около дома.

Итак, наступило 5 апреля 1942 года. Стоял солнечный день. Пригревало солнышко. Собрав свои немудреные пожитки, мы вышли во двор из своего закопченного жилища. В какой-то момент к нашему дому подъехал грузовик. Это был новенький американский грузовик «Шевроле» с тентом. У него было две оси, обе ведущие. Этот грузовик был из числа первых американских поставок по ленд-лизу. Он вызвал у меня живой интерес. В грузовике оказалось уже полно женщин, детей и узлов с вещами.

Попрощавшись с отцом, мы кое-как разместились в кузове и отправились в далекий путь. С собой нам разрешили взять совсем немного, только самое необходимое. Мне досталось место на горе пожитков у самой кабины. Там было небольшое окошко, которое позволяло наблюдать вперед по ходу машины, тент был открыт и сзади, так, что я смотрел и взад, и вперед.

Довольно быстро миновали город. Дороги в городе, по крайней мере, центральные, были уже расчищены. Наконец мы подъехали к знаменитой «Дороге жизни». Шлагбаум, часовые, проверка документов, и вот мы уже на льду Ладожского озера.

Ехали по довольно глубокой колее. Было довольно тепло, светило солнце и колея заполнилась водой. В машине установилась тревожная тишина, все, чувствуется, переживали. Лед таял и становился ненадежным для груженых машин. Во льду были видны воронки и промоины, местами прикрытые тонким льдом. Уже были известны случаи, когда машины проваливались под лед.

Пока все шло относительно благополучно. Но когда проехали уже большую часть пути, машина вдруг начала проваливаться задним мостом вниз. Помню выражение ужаса на всех лицах.

Мотор взвыл, машина начала, конвульсивно дергаясь, медленно подаваться вперед и, наконец, вышла на ровную колею. Раздался общий вздох облегчения – ведь мы были близки к тому, чтобы после всех пережитых испытаний пойти под лед и навсегда остаться в ледяных водах Ладоги.