Блокада в моей судьбе

После довольно долгого ожидания приехал так называемый воронок – так тогда в народе называли машины, предназначенные для перевозки заключенных. Вывели осужденных. Хорошо помню их подавленный вид, обреченность людей, прощающихся с жизнью. Полк, примерно тысяча человек, застыл в молчании. Осужденных подвели в выкопанной яме. Начали читать приговор. Прозвучало: «расстрелять». До сих пор помню мертвящую тишину, наступившую после этого. Из строя полка вышел взвод разведки, в котором служили осужденные. После четкой команды раздался залп. Оба солдата упали, как подкошенные, в яму. Яму тут же закопали и сравняли с землей. В полном молчании полк покинул поле.

Все, что здесь только что произошло, произвело на меня столь тягостное впечатление, что я еще долго не мог уйти домой. Подошел к месту расстрела, которое стало могилой для двух воинов, наверняка прошедших через войну и годы испытаний. А сегодня они бесславно погибли, своими руками убив таких же, как они, воинов-освободителей.

Но даже столь устрашающие репрессии не всегда приносили результаты. Помню, что уже через несколько дней в полку опять разбирались с очередным пьяным дебошем, правда, без таких тяжелых последствий. В те дни до меня начала доходить страшная и зловещая суть пьянства, абсолютного зла, витающего над нашим народом.

Неожиданная демобилизация отца

Наступило лето. Жизнь была прекрасна. За многие годы впервые было сытно. Было много черешни, малины. Гоняли на велосипеде по прекрасным дорогам, по вечерам в солдатском клубе каждый день смотрели фильмы. Но меня, испытавшего столько страданий и голода, постоянно грызли опасения: не снится ли мне эта сладкая сытая жизнь? Надолго ли она? Как всегда, предчувствие меня не обмануло. Жизнь продолжала испытывать нас на прочность.

В этот период неоднократно приходилось слышать разговоры о предстоящем сокращении войск и связанной с этим демобилизацией части офицерского состава.

Я к этому относился без особой тревоги, так как полагал, что отец – кадровый офицер и его это не должно коснуться. В самом деле, к тому времени отец, который служил в армии с 1928 года – уже 18 лет, прошел две войны, и через 7 лет имел право на военную пенсию. Но все получилось иначе.

Однажды, в июльский день 1946 года, ближе к вечеру, отец пришел домой со службы и объявил нам:

– Меня демобилизуют.

Это прозвучало как удар грома. Сначала я подумал, что он шутит, но потом по его лицу понял, что ему не до шуток. Помнится окаменевшее от этого известия лицо мамы. Я тоже словно онемел. Для наших родителей это стало сильнейшим ударом. Оказаться с пятью детьми, старшему из которых только 14 лет, без пенсии, без квартиры, без гражданской профессии, по существу – на улице. Трудно было представить себе ситуацию более драматическую и безысходную. Мама, как всегда, не хотела мириться с таким поворотом судьбы. Хотела тут же бежать на прием к командиру полка, начальнику политотдела. Начала навзрыд рыдать, обращаясь к отцу:

– Ты что, не понимаешь, что нас ждет, куда мы поедем, у нас ни кола, ни двора!

Успокоилась она с большим трудом. Отец никуда ее не пустил, повторял только, что идет большое сокращение армии, приказ об увольнении в запас офицеров подписан большими начальниками, началось его выполнение и из-за одного человека его отменять, не будут.

По этому поводу между родителями было столько страстей, что, в конце концов, они об этом перестали говорить. Смирились. Видимо, отец, по каким-то своим соображениям, не счел возможным идти к начальству и просить за себя. Впоследствии этой темы он никогда не касался.

До меня постепенно доходило, что жизнь вновь сделала очередной кульбит. Отец мгновенно лишился плодов многолетней службы… Ему придется начинать все с начала. Одному тянуть такую большую семью, без жилья, без работы практически нереально. Сердце мое заныло. Я понял, что меня вновь ждут очень плохие перемены в судьбе.

Как бы там ни было, но надо было опять собирать пожитки. Они оказались весьма скудными. Из серьезных вещей – небольшое пианино, швейная ручная машинка и мой велосипед, остальное – белье, носимые вещи и некоторое количество искусственного шелка. Впоследствии этот шелк нас здорово выручил.

Помню торжественное построение полка, митинг, звуки оркестра. Отец получил почетную грамоту с благодарностью за вклад в победу.

Нас погрузили, только теперь уже в грузовые вагоны, и отправили на родину.

Ехали на сей раз очень долго. Маршрут был проложен через Прибалтику. Вспоминаю, с каким тяжелым чувством мы ехали. Я знал, что жить нам негде, едем, по существу, в никуда. На родине отца, в городе Серпухове Московской области проживала наша бабушка, мать отца, Мария Николаевна. Но она вместе с сыном, моим любимым дядей Володей, занимала только одну комнату площадью 20 квадратных метров в общей коммунальной квартире.

Вот туда, в эту комнату, мы ехали всей семьей из семи человек. От понимания обстановки всем было не по себе.