Блокада

Солнце клонилось к вечеру. Вездеход уверенно порыкивал в высокой траве, покачивался на пластах трясины, разбрызгивал черную грязь топи. Кое-где над болотом вздымались узловатые корни древесных гигантов. Пустой или объезжал их, или переваливался сверху, опасно наклоняя машину, и тогда Хантик начинал вполголоса ругаться. С каждой милей болото все больше обращалось в заросшее тиной озеро. С сумерками на стекло начала липнуть мошкара, пару раз на передок вездехода откуда-то сверху валились толстые, с руку, змеи, а прямо по курсу что-то ныряло, взмахивало хвостами, пускало пузыри.

— Хантик, — спросил трактирщика Пустой, — ты рассказывал про сборщика, который ходил между второй и третьей пленкой к реке на рыбалку. Ну тот, который погиб. Я тебе сразу скажу, что в этой трясине тому, кто ищет смерти, ватажников разыскивать ни к чему. Если бы такая топь полосой шла, можно было бы вообще ордынцев не опасаться.

— Тогда тут посуше было, — проскрипел Хантик, — Да и ход на юг был вдоль самой пленки. Сырость нынешняя, наверное, от этих деревьев. Земля, наверное, от их тяжести прогибается! Вот уж не думал, что деревяшки на меня ужас нагонят. Они и раньше маленькими не были, ну в два раза выше дубовника, но не в десять же. И не в двадцать. А теперь-то как быть? В такой сырости и поужинать не остановишься. Мокрота кругом, в ней страсть какая-то плещется, а гнус такой крупный о стекло бьется, что не ему от птиц сберегаться, а птицам от него.

— Вотек, а люди на этой полосе есть? — спросил Пустой, чуть сбавив скорость в месиве воды, коряг и заросших тростником островков.

— С десяток деревень севернее, где посуше, — пробормотал ведун. — Но там все больные. И то сказать — за холмами край Гари. Оттуда вся пакость в этих краях.

— А я думал, что из-за реки, — встрял в разговор Рашпик. — За рекой же последние пленки? Значит, и пакость оттуда!

— Это не пакость, — подал голос молчавший до этого Кобба. — В моей стороне растут такие деревья. Правда, листья у них другие. А в остальном такие же. Только болот вокруг них нет. Кругом чистая вода, озера, лагуны. Хорошо.

— Если так дальше пойдет, здесь тоже чистая вода будет, — буркнул Хантик, — Уже теперь почти по воде идем. Пустой, забирай к северу, с десяток миль точно пробурлили, не по себе мне так. По нужде даже отойти некуда — не отплывать же!

— Я бы потерпел пока, — усмехнулся Пустой и резко повернул рулевое колесо влево. Над зеленоватой, кажущейся в сумерках серой гладью взметнулось что-то длинное и гибкое и с силой ударило по тому месту, где через секунду должен был находиться вездеход, — Пожалуй, стоит прибавить скорость, — сквозь зубы заметил Пустой, упираясь ногой в педаль.

— Змея? — пролепетал Сишек, — Если здесь такие деревья, я представляю, какие здесь звери!

— Не змея! — испуганно заорал от заднего стекла Рашпик, — Это что-то вроде черепахи! Огромной черепахи! А то, что мелькало, — это ее хвост с какой-то шишкой на конце. Если она и не проломит им вездеход, то стекла повышибает точно!

Коркин оглянулся и в помутневшем стекле задних дверей разглядел силуэт существа, которое явно превосходило размерами вездеход.

— Если это черепаха, то я муравей, — прошептал странно тонким голосом Хантик. — Да она гребет за нами быстрее, чем Сишек бежит к трактиру!

— Коркин! — приказал Пустой, заставив вездеход надрывно заурчать. — Перезаряди ружье, вставь обойму с пулями. Сдвинь люк, высунься до пояса и попробуй остановить это чудовище. Да захлестни ремень вокруг запястья: потерять твою стрелялку нам никак нельзя. Быстрее!

Коркин снял с плеча ладонь Ярки, поймал быстрый взгляд испуганных черных глаз и шагнул в отсек. Рашпик сдвинул люк, скорняк ступил на лестницу, высунулся и тут же и вправду чуть не уронил ружье. Вряд ли то чудовище, которое мчалось за ними, было черепахой, но панцирь оно имело таких размеров, что в нем не только можно было бы спрятать вездеход, но и разложить рядом костер. Из панциря торчала голова с парой светящихся глаз и с огромным клювом, которым тварь, похоже, намеревалась протаранить заехавших в ее владения наглецов. По бокам чудовища работали лапы-ласты, но тварь не плыла — она скользила по поверхности топи и с каждым гребком сокращала расстояние до выбранной ею добычи.

— Коркин! — закричал Пустой, но скорняк уже ловил в прицел морду чудовища. Выстрел получился не столь громким, как на крыше мастерской, но приклад так ударил в плечо скорняка, что тот чуть не провалился в люк. Чудовище зашипело, но не сбавило скорости.

— Пуля не пробивает клюв, — крикнул Коркин.

— Бей по глазам! — зарычал Пустой.