Блокадные будни одного района Ленинграда

Через несколько дней был объявлен призыв в народное ополчение. В военкоматах стояли очереди – мужчины записывались на фронт. От нашего цеха ушло много мужчин, из мастеров остались только двое: я и ещё одна девушка. Начались объявления о воздушной тревоге. На заводе РТИ организовали наблюдательный пункт и набрали команду из нескольких молодых работниц-наблюдателей. Они на крыше, с вышки, следили в бинокли за „воздухом“ и по местному радио сообщали в штаб МПВО ситуацию таким образом: „В воздухе всё спокойно»“ или «„Справа появился самолет“, и т. п. Из штаба, в случае надобности, сообщения передавали в цеха, тогда мастер по цепочке был обязан выводить „свою“ смену в специальное помещение. По сигналу „Отбой воздушной тревоги“ все возвращались на свои рабочие места. Я несколько раз дежурила на посту.

На улицах появились аэростаты, их „вели“ женские команды.

В июле начали отправлять горожан на оборонные работы (на «окопы»). Меня в конце июля послали под Кингисепп, в деревню Михайловка. Все это делалось очень организованно и серьёзно – выделяли несколько десятков человек (например, от цеха), до сотни, назначали „сотенного“, собирали всех у проходных, люди строились по четыре человека и пешком шли на Балтийский вокзал.

Надо отметить, что с первых дней, даже часов, ленинградцы показали удивительную собранность и серьезность. Я ни разу не слышала, чтобы были какие-то недовольства, жалобы и т. п. На удивление тихо, спокойно все шли и делали всё, что требовалось.

Прибыв на место, увидели, что здесь нет ни армии, ни жителей, ни живности. Мы рыли окопы примерно 2 метра в глубину и, наверное, 60 см в ширину. Работали ночью, потому что днём постоянно летали какие-то странные самолеты, мы их называли „рамами“. Это были разведчики, они наблюдали, как продвигается работа, и ближе к концу дня начинался обстрел. После довольно серьёзного обстрела (в нашем отряде ранило девушку) мы убежали из Михайловки, построились в ряды и пошли пешком к городу. Нас учили: идите тесным рядом, чтобы чувствовать плечо соседа, и постарайтесь вздремнуть. Днем дошли до железной дороги. Военный подсказал, что на путях стоит отходящий железнодорожный состав. Мы успели на последний поезд и, вернувшись на завод, приступили к работе.

Такие „окопные отряды“ посылались непрерывно, на смену друг другу. В следующий раз меня послали лишь в конце августа, потому что мастера были нужны на заводе. За месяц фронт приблизился баснословно близко. Наш отряд отправили в район поселка Горелово, причём здесь также не было ни военных, ни жителей; мы снова работали по ночам.

Меня однажды срочно „командировали“ за капустой для борща – недалеко было огромное капустное поле. Я только успела наклониться, чтобы сорвать вилок, как началось что-то страшное – загремели выстрелы, падали бомбы, и появился огромный шар чёрного дыма и огня. Я поняла, что началось наступление на Красное Село. Побежала к своему отряду, там уже приказали срочно уходить. Мы построились по четыре человека в ряд и отправились к железной дороге.

В тот день фашистская авиация совершила первый массированный налёт на город Ленинград. Сбрасывали огромное количество зажигательных бомб и тяжёлые фугасные бомбы. Город начал гореть, загорелись и Бадаевские склады.

Это произошло 8 сентября 1941 г. – в первый день блокады Ленинграда. Но мы об этом узнали только тогда, когда дошли до города. Из Горелова мы вышли днём, к ночи дошли до Володарки. Всю ночь шли строем, близко друг к другу, чтобы не упасть, не уснуть, и утром вышли к Лигову. Ночью было тихо, а утром в Лигове был сильнейший обстрел, было страшно, и под свист снарядов и грохот бомб мы побежали уже беспорядочно по направлению к шоссейной дороге. Наконец, выбежали на шоссе, которое вело к городу, на пр. Стачек. Напротив больницы им. Фореля нас подобрал случайный грузовик и довёз до Балтийского вокзала.

Город окружили вражеские войска. На окопные работы нас больше не посылали. Участились воздушные тревоги.

Постепенно ухудшалось питание. Продукты в магазинах стали исчезать, а на продуктовую карточку выдавали хлеб и кое-что из круп. Нормы на хлеб постепенно сокращались (с 25 ноября были установлены нормы на неопределенный срок: рабочим – 250 г, а служащим, иждивенцам и детям – по 125 г хлеба в сутки). Я получала по карточке 250 г.

Основные работы на нашем заводе постепенно начали сокращаться, отключили гидравлику, электроэнергию, воду, телефоны. Теперь работа заключалась в строгом круглосуточном обходе цехов и складов: следили за порядком, нет ли на территории чужих людей или каких-нибудь происшествий.