Блокадный пасьянс

Начался решающий этап контрнаступления советских войск под Тихвином. 52-я и 4-я армии нанесли сильный удар по противнику.

В этот же день 54-я армия Ленинградского фронта нанесла контрудар по вражеским частям, наступавшим на город Волхов.

Всего враг сбросил сегодня на город 47 бомб и выпустил по нему 127 артиллерийских снарядов.

Скрябина:

Неожиданно в дверь постучал совершенно незнакомый красноармеец и дал ведро кислой капусты, которую он нёс со всеми предосторожностями. Конечно, это событие, но есть капусту придётся без хлеба и картошки – ни того ни другого нет.

Смертность растёт. Говорят, что ежедневно умирает до трёх тысяч человек. Думаю, что это не преувеличение – город буквально завален трупами. Родственники или знакомые везут хоронить покойников на маленьких салазках, связывая по два, даже по три трупа. Можно встретить порой и большие сани, на которых покойники уложены, как дрова, и прикрыты сверху парусиной. Из-под парусины торчат голые синие ноги – убеждаешься, что это не дрова.

Смерть видишь каждый день так близко, что перестаешь реагировать на неё. Исчезло чувство жалости. Всё стало безразличным. Главное же – непроходящее сознание того, что вряд ли мы избежим общей участи. Рано или поздно и нас вывезут таким же способом и свалят в общую яму. Хоронить каждого покойника отдельно уже нет никакой возможности – гробов не хватает. Если родственники хотят хоронить по всем правилам, то должны ждать, когда освободится гроб, то есть когда донесут до могилы «предыдущего» покойника, вынут из гроба, засыплют землей, а гроб передадут в очередь.

Автор:

Лееб, автор известной монографии «Оборона», на практике постигал свою теорию вынужденного перехода от наступления к защитным действиям. К его большому огорчению обороняющейся стороной теперь стали собственные войска.

Скрябиной овладело чувство безысходности. Она была уже близка к тому, чтобы смириться с предстоящей смертью. После того, как 20 ноября ежедневную норму выдачи хлеба для иждивенцев снизили до 125 граммов, смертность в блокированном городе стала стремительно расти. В ноябре 1941 года по неполным данным умерло свыше 11 тысяч человек, в декабре – 53 тысячи человек, в январе – феврале 1942 г. – 200 тысяч. Одной из основных причин являлась дистрофия, когда у многих ленинградцев утрачивались пищевые рефлексы в связи с отключившейся функцией печени и желудочно-кишечного тракта.

Сходные со Скрябиной мысли передала стихами другая блокадница, Клавдия Никифорова. Вот что она написала:

Вновь воздушная тревога.
За ночь третий раз.
Я лежу в своей постели,
Не смыкая глаз.

Мой единственный сыночек

Рядышком лежит.
Неподвижный и холодный,
Третьи сутки спит.

Спи, родной, не просыпайся!

Я прошу как мать!
Вдруг опять попросит хлебца,
А мне негде взять!

Тяжко каждому солдату

На любой войне!
Умирать голодной смертью
Тяжелей вдвойне.

Скоро я по Божьей воле

Обрету покой.
Перед смертью крепко-крепко
Обнимусь с тобой!
Чтоб в одной могиле братской
Вместе нам лежать!
Спи, мой славный! Спи, хороший!
Я прошу как мать.

В нашем городе блокадном

Хуже, чем в аду.
И я с радостью великой
На тот свет уйду!

Уготовано за муки

Место нам в Раю!
Спи, дитя моё родное!
Баюшки-баю.

Стихотворение она назвала «Блокадная колыбельная», оно созвучно «Казачьей колыбельной песне» Михаила Лермонтова. В 1998 году я случайно прочитал стихотворение Никифоровой, узнал её адрес и позвонил ей в Ульяновск. Как рассказала Клавдия Ивановна, в войну 18-летней девчонкой она вела блокадный дневник, куда в ноябре 1941 года внесла и эти стихотворные строчки. Она написала от имени своей матери о 10-месячном брате Серёже, который погибал от истощения. Он умер позднее, в поезде, когда семью удалось наконец эвакуировать. Сестра вынесла тело брата из вагона на остановке и положила сверху на гору других трупов. Названия станции она не запомнила.

В блокаду Клавдия Ивановна врагов не видела, встретилась с немцами позднее на Кубани, в эвакуации, в 1942 году, когда наши войска отступили. Немецкие солдаты проезжали по мосту, где она как раз остановилась. Увидела их и онемела от ужаса. Они спросили у нее насчёт квартиры для постоя. Она ответила, что сама беженка, эвакуированная из Ленинграда. Услышав это название, немецкие солдаты сочувственно закивали головой. Точно так же отреагировал немецкий офицер, зашедший в дом, где она проживала. Он тоже закачал головой, повторяя «Ленинград, Ленинград».