28 сентября командующий Ленинградским фронтом генерал армии Г. К. Жуков направил командующим армиями телеграмму. Текст был страшным: «Разъяснить всему личному составу, что все семьи сдавшихся врагу будут расстреляны и по возвращении из плена они также будут расстреляны». В книге «Заговор» Даниил Гранин вспоминает, что «к счастью или к несчастью, до нас, сидевших в окопах и на переднем крае, этот приказ не дошёл, мы ничего не знали об этом».[67]
Лееб:
Противник не добился сегодня успеха на восточном участке фронта 39-го моторизованного корпуса. Но то, что он никоим образом не изменил своих намерений, доказывают его атаки против 28-го и 50-го армейских корпусов. Он переправился также и через Неву в полосе ответственности 96-й пехотной дивизии, атаковав её подразделения. О снижении атакующей мощи ленинградских войск пока не может быть и речи.
Буров:
День этот можно считать тихим. Враг выпустил 19 снарядов по Торговому порту. Ни разрушений, ни пострадавших. Бомбёжка длилась всего 10 минут. Сброшенные на город 66 зажигательных бомб погашены и пожаров не вызвали.
С этого дня авиация противника прекратила дневные налёты на Кронштадт. Объясняется это, видимо, тем, что немецкая авиация понесла значительные потери, а также тем, что число наших истребителей и зенитных батарей, прикрывающих морскую крепость, возросло. Но дальнобойная артиллерия противника почти ежедневно бьёт по гаваням и рейдам.
Унтер-офицер Вольфганг Буфф, 227-я пехотная дивизия:[68]
С большой неохотой мы прощаемся с Пети Рояль, где с небольшими перерывами провели три месяца. Франкоязычное население (валлоны) было по-настоящему дружелюбно с нами, и я думаю, что обе стороны не имели каких-либо оснований жаловаться друг на друга. Везде сожалеют о нашем уходе и, как говорят, ожидают нас вновь через три недели, но этого, видимо, не будет.
Как мы уже давно предполагали, с сегодняшнего дня заканчивается длительный период покоя. Начинается долгий путь наших суровых испытаний. Господи, помоги вынести их!
После завершения последних приготовлений 30 сентября начинается марш. Была тихая сентябрьская ночь, пикник на лужайке, сопровождаемый шелестом тополей на берегу ручья, который как бы напевал на прощание свою тихую песню.
Автор:
Буров, видимо, не знал, что основная причина снижения активности вражеской авиации заключалась в другом: 8-й авиакорпус и часть 1-го авиакорпуса (всего свыше 100 самолётов) были переброшены на московское направление.
С 227-й дивизией на фронт под Ленинград прибыл немецкий солдат Вольфганг Буфф. Его дневник отражает то, как воспринимал войну рядовой немецкий военнослужащий, незнакомый с планами высоких начальников. Поскольку дневник Вольфганга Буффа «Под Ленинградом» начался с этой даты, то он автоматически стал в порядке очерёдности последним из действующих лиц этой книги. С другой стороны, это непроизвольно приобрело некоторую символичность: русские авторы оказались в середине, как бы в окружении немецких персонажей.
Лееб:
Сегодняшний день принёс существенное смягчение обстановки на всём фронте боевых действий группы армий «Север». Попытки противника высадиться юго-восточнее Шлиссельбурга со стороны Ладожского озера и переправиться через Неву в районе Петрушино в основном были пресечены.
На некоторых участках фронта русские начинают окапываться. Снизилась также и активность их авиации. Следует констатировать, что обстановка за сегодняшний день значительно нормализовалась. Остаётся гадать, надолго ли?
Обстановка стабилизировалась благодаря прибытию авангардов 250-й (испанской) и 227-й пехотных дивизий. Группе армий «Север» выделена ещё одна дивизия с Западного фронта.
Буров:
В течение дня вражеская артиллерия четырежды открывала огонь по Кировскому заводу. На его территории разорвалось 24 снаряда. Всего по городу выпущено 73 снаряда.
В 19 часов 48 минут начался воздушный налёт, который продолжался 50 минут. Пожары, возникшие в результате бомбёжки, уже к 21 часу были ликвидированы.
Скрябина:
Пишу эти строки, лёжа в кровати. Вчера почувствовала слабость и решила прекратить всю свою деятельность и лечь, чтобы хоть немножко отдохнуть.
Только что заходила Холмянская. Кто-то ей сказал, что я плохо себя чувствую, и она испугалась, что я слегла совсем от голода. Таких случаев теперь много: ложатся и больше уже нет сил встать. Холмянская с рыданиями бросилась мне на шею и умоляла подняться и продолжать вести нормальный образ жизни. Принесла мне громадный пакет всевозможной еды. Я не верила своим глазам, когда разворачивала: и хлеб, и сахар, и жиры. Обещала ей, что завтра встану. Только бы сегодня дали выспаться!
Буфф:
Погрузка в Брюсселе. Маршрут: Брюссель – Мехелен – Антверпен – Розендаль – Утрехт. Затем пришла ночь, а утром мы оказались в окрестностях Билефельда.