Я резко развернул в его сторону карабин, но монстр ударил по нему рукой. Как будто «КамАЗ» на огромной скорости промчался мимо меня, бампером ударив по стволу. Пытаясь удержать оружие в руках, я боком развернулся к монстру. Карабин все-таки упал, а злоформер своими могучими руками вцепился мне в горло.
Мне ничего не оставалось, как взять его на прием. Упасть и перебросить врага через себя… Я завалился на спину, но монстр так и остался на мне, хватка его только усилилась. Не удался прием, не хватило для этого сил. Я не мог дышать. Я слышал, как хрустят хрящи моей гортани. Я четко понимал, что жить мне осталось совсем чуть-чуть.
Я вспомнил о своем ятагане, но злоформер упирался мне в грудь локтями, лишая свободы движения. Я не мог выдернуть клинок из ножен, зато мне удалось отомкнуть от разгрузки ручную фанату. И хорошо, что усики выпрямлены… Лишь бы я только смог поднести кольцо к зубам…
Мне пришлось напрячь все силы, чтобы подтянуть руку к губам, вцепиться зубами в чеку. И еще не меньше энергии потребовалось, чтобы дернуть рукой гранату, выдергивая предохранитель.
Кольцо осталось у меня в зубах. И вместе с ними по щеке сползло на плечо… Я лишился нескольких зубов, но все же выдернул предохранительную чеку. Осталось только разжать рычаг.
И вмиг железная хватка исчезла. Пропало и само чудовище. А на его месте появилась красавица Марица. Она лежала на мне, локтями упершись в мою грудь, и улыбалась мило, даже нежно. Как будто кто-то другой только что душил меня.
– Не шевелись! – чуть ли не ласково попросила она. – И слушай меня…
– Слушаю. И очень внимательно.
Я нежно обнял ее за шею рукой, в которой сжимал гранату.
– Мы должны остаться друзьями.
– Ну, конечно.
– Ты убьешь меня, и погибнешь сам. Тебе это нужно?
– Нет.
Я оглянулся назад, но никого позади не обнаружил. Не стояли у стены зомби – это было всего лишь видение, которое создала Марица… Зато я увидел труп Якута, лежавший неподалеку.
– Но я отомщу за своих солдат.
– Я не пойму, ты военный или сентиментальная барышня?.. Война без потерь не бывает. Потери -
это естественно… Ты воевал с людьми, ты воевал со мной. Ты потерял всех. Но я предлагаю тебе мир… Мы будем жить в счастье и согласии… Мы будем жить настоящим. В счастье. И в согласии. Мы будем жить…
Ее слова мантрами проникали в мое сознание, кодируя его на смирение. И смотрела Марица на меня так, что я чувствовал, как расплавляется моя воля. Еще немного, и я превращусь в зомби…
Но я не зомби. Я военный. Я солдат. И точно знаю, что на войне без потерь не бывает… Интересная мысль. Очень интересная. Война продолжается. И потери тоже… Я расслабил пальцы, сжимающие гранату. Рычаг разжался, ударник освободился, наколол капсюль… Жить мне осталось всего три-четыре секунды. Может, мне удастся прожить это время в настоящем, как этого хотела Марица. Может, у нас получится растянуть эти секунды на целую вечность. Хотя вряд ли…
ЭПИЛОГ
Молочный, с пепельным оттенком туман опустился на заставу, плотность такая, что пальцы на вытянутых руках едва видны… Десять пальцев. Раз, два, три, четыре… десять. Их я мог посчитать, не сходя с места. А отделение бойцов, которых мне предстояло принять под свое командование, находилось на строевом плацу. Я должен их увидеть, я должен убедиться, что их всего десять… Слишком это мало для меня, для капитана, не так давно командовавшего истребительно-штурмовой ротой.
– Ну чего стоите, капитан? – спросил меня старший лейтенант, начальник блокпоста. – Боитесь чего-то?
– Да нет, – пожал я плечами. – Чего бояться?
Положа руку на сердце, чувствовал я себя неважно. Ночью мне приснился кошмарный сон. Я воевал и с людьми, и с зосами, а в финале, потеряв всех своих бойцов, подорвал гранатой и себя, и своего врага… Но пугало меня не столько развитие событий, сколько реальность, с которой они воспринимались во сне. Скажу больше, проснувшись утром, я долго не мог поверить, что жив и нахожусь на сорок втором-дробь-пятом посту. Я еще не принял под свое начало группу, с которой должен был отправиться в оперативную глубину Аномалья.
Сначала я услышал команду «смирно», затем в мареве тумана смутно различил силуэт направляющегося к нам человека. И обомлел, когда тот приблизился к нам.
– Сержант Шпак! – представился он, приложив руку к козырьку.
Это действительно был мой заместитель, сержант Шпак, из ночного сна, в котором я прожил целую жизнь. Изуродованное лицо, бельмо на глазу, подрезанные веки глаз…
– Вольно, сержант.
Я сдерживал волнение, но голос мой дрогнул.
Первым по ранжиру стоял Малыш, жертва пластической хирургии. Дальше Баян. Лицо у него – сплошной шрам. За ним – Якут. Этот обожжен с ног до пояса… Скорняк, Чиж, Гуцул, Пух, Шарп, Титаник… Знакомые все лица, такие же изувеченные, как мое, но такие родные…
В реальности я никогда не был на сорок втором-дробь-четвертом посту. Но со стороны он выглядел именно так, каким я его представлял. Шоссе, проходящее мимо контрольно-пропускного пункта, патрульная дорога, сворачивающая на восток; с нее мы и съехали к воротам заставы.